Я поблагодарил его за приятную новость, и в конце пожелал отцу крепкого здоровья и поменьше волнений. А еще добавил.

– Говорят, что иногда даже очень важные люди ломают шеи. Как вы думаете, из какой пьесы эта фраза?

– Наверное, там говорилось о войне.

– Верно… Всего вам хорошего.

Вот такой у нас вышел разговор.

Затем я доел, и принялся разбираться с документами, которые принесла Анна. Она, прям, была переполнена сил и энтузиазмом. Я только и успевал читать ее доклады, которые она распечатывала и прикрепляла к ним счет, когда использовала услуги посредников.

Я теперь знал много информации о Румянцевых, и мало о Хрулеве. Ведь первые были сейчас в приоритете.

Чем больше узнавал, тем кровожаднее становилась моя улыбка. Сколько у них разного добра, и как многим они владеют. О гвардии почти ничего не сказано, кроме её большого количества. Канцлер имел, по долгу службы, хорошие выходы, и делал упор не на количество, а на качество. У него не было Абсолютов, и он вообще не интересовался Разломами. Но зато были Магистры и Великие Магистры на побегушках.

Скоро будет весело. Как минимум, известно о четырех Великих Магистрах, а это, ой, какая не слабая сила. Думаю, что один такой может сравнять весь мой особняк с землей, правда, если дома не будет меня или Затупка… Или Бурбулиса… Или гвардии… Или големо-башен… Ой все, ладно! Один Великий Магистр моему дому не страшен! Но вот четыре!

Моя кровь в кои-то веки стала пылать, а глаза приобрели блеск. Алмазный мудак и Румянцев – два противника одинакового уровня, которые обладают связями, силой, деньгами и властью. И они в одно время решили действовать против меня.

Правда, кажется, Алмазный только против меня, а вот Румянцев косвенно решил завалить меня, проходя мимо. Он больше против Хрулева, и сейчас у старика начнут умирать соратники и друзья, если ничего не сделать.

Кстати, о сделать…

– Все готово? – набрал я Волка, и спросил о деле.

– Да, мы готовы выдвигаться!

– Тогда ждите меня через полчаса.

Ну, а что? У меня суд на носу, и он будет в столице. Мне нужно, как следует, к нему подготовиться.

Для этой поездки пришлось арендовать целый самолет. Моя жаба психует… Но своего нет, что поделать, а лететь на дирижабле долго. Можно и на вертолетах, но тоже долго, и расход топлива с желейками выйдет дороже, чем частный чартерный. Конечно, можно снова же попросить у кого-то, но не люблю быть должным. Вот и выходит, что всю дорогу смотрю на кислое лицо Волчары. Не хотел он расставаться со своим Буревестником.

В столице нас уже ждали машины сопровождения, которые снова же пришлось арендовать. Одни расходы… Был вариант организовать большой чартер, в котором предусмотрена перевозка техники, но цена… Тут даже Анна, которая летит со мной, сразу согласилась, что не стоит. Вот только Волк психовал, что мало безопасности. Бронированные Тигры и БТРы его не устраивали.

– Хлам… Какой же хлам они сдают в аренду. Да здесь даже пушки не смазаны нормально… Ты посмотри, башня клинит и полный оборот делает на две секунды медленнее, – не мог угомониться Волк. – Вот почему ты не согласился взять технику у Андросовых или Долгоруковых? Они же предлагали! Бесплатно!

– Не хочу быть должником, – хмыкнул я, и мы закрыли тему.

Я же отключился от всего, и ждал прибытия в отель.

Выбрал не слишком дорогой вариант, зато снял целый этаж. Все-таки со мной было двенадцать человек из гвардии и Анна. Затупка, Кару и Цербера я оставил дом охранять, а вот Одина взял с собой, у меня на него есть планы. Я специально спешил сюда прибыть пораньше, ведь планов было много.

– Я буду у себя, мне нужно подготовиться, пожалуйста, не меня не беспокоить, – уставшая, но уверенная в себе Анна, с документами в руках, поспешила в номер.

А я что? Я тоже пошел к себе пару часиков поспать, пока другие пашут. Ведь в этом и заключается работа барона? Разве нет?

Самое интересное началось вечером, когда я с Волком, по старинке, отправился обедать в ресторан.

Ресторанчик был для знатных особ, и мне пришлось по быстрому заехать и купить Волку нормальный костюм, чтобы он походил на делового человека.

Сколько мне сил стоило уговорить его надеть это… Ну, на самом деле, всего два раза попросил, но ведь должен был один?

В «Святой Розе» повара специализировались на приготовлении блюд из разломных созданий. Самое дорогое блюдо стоило полмиллиона, и называлось оно – запеченный костный мозг черного единорога. Вот уж не знал, что этот ингредиент такой ценный здесь. Выходит, я в прошлой жизни сожрал годовой бюджет Империи? А может и даже больше, ведь я любил это дело, что уж скрывать! И да, я не знаю, кто придумал байку о том, что единороги – милые и няшные существа. На самом деле – они злобные твари! Особенно – розовые…

– Босс… При всем уважении, но я не буду это есть, – выдавил из себя сразу побледневший Волк.

– А фто такое? Вкуфно же… – издевался я над ним, поедая глаза семиликого грифона.

Деликатес, мать его, даже в моем мире, а здесь видно где-то открыли ферму в Разломе, и продают, как обычное блюдо. Такие маленькие глазки, но очень сочные.

– Кажется, я понял, почему у вас столько врагов. Вы же ненормальный, – выдохнул мужчина, и сжав кулак, закинул в себя один глаз.

– Ты жуй-жуй, не торопись глотать, – вкус, конечно, тот еще, но как я уже говорил, это деликатес.

Пока мы спокойно проводили время в ресторане, разговаривая о делах Рода, в другом месте происходили очень странные события.

На территории завода по производству бумаги из канализации вылезла одноглазая крыска.

Ничем неприметная крыса стала осматриваться, а затем села на попу в позе лотоса. Если бы ее кто-то сейчас увидел, может быть даже умилился.

Но ее не увидят, ведь Шнырька ее глаза, которые показывают ей и мне сейчас всю территорию этого завода. Завод серьезный, и принадлежит тоже серьезным людям. Одна доля у Вербицких, а другая у Румянцева.

Хорошо, наверное, работать на высокой должности, когда твой завод поставляет бумагу всему министерству. Я бы даже сказал, что очень прибыльно. Вот я и решил исправить это дело.

Я ощущал внимание Одина к разным деталям, которые он заприметил. Мы сейчас пользовались одним каналом Шнырьки, но мой опыт сильно превосходил его. Он не мог еще закрыться и, пожалуй, никогда не сможет.

Один очень разумен, и я сразу