Сорокин кивнул.

– Так вот, он сейчас работает на городской бойне, мы не часто, но видимся…

«Ага, значит, еврейская синагога, скорее всего, цела и ей ничего не угрожает, – улыбнулся про себя Михаил Капитонович. – И будет евреям счастье!»

– А вы как же? – спросил он Георгия.

– Я предлагаю вам поработать со мной, – неожиданно сказал Вяземский. – Работа тяжелая, перевалка леса с барж на склад, но некогда скучать, полезно для здоровья, и даже иногда есть свободное время. Вы слышали, в городе открылся юридический факультет?

– Нет!

– Я хочу поступить, нужно только немного подучиться, вспомнить хотя бы гимназический курс, спасибо Наташе, она мне помогает; и подкопить денег.

Они проехали по переезду через железную дорогу и выехали на длинную Диагональную улицу. Извозчик, грузный мужчина, судя по виду, старше своих пассажиров лет на двадцать, повернулся и обратился к Георгию:

– Извините, господа, что вмешиваюсь в ваш разговор, не позволите ли мне ехать всё же немного быстрее? Мне в двенадцать часов надо забрать пассажирку из гостиницы «Модерн» на вокзал, меня уже подрядили.

Георгий и Михаил Капитонович посмотрели на извозчика. Когда Георгий нанимал его, они не обратили внимания, это был обыкновенный извозчик, ничем особо не примечательный. Сейчас на них смотрел чисто выбритый мужчина лет за сорок, в офицерской фуражке без кокарды и в меховой безрукавке, из-под которой был виден ворот гимнастерки.

– Так что, господа? Не позволите ли?

Вяземский и Сорокин одновременно кивнули и замолчали до конца дороги.

До поезда оставался час. Зашла Катя.

– Присаживайтесь, Катьюша! – сказала Элеонора и повернулась к ней. – Я хочу вас попросить!

– О чём, мисс Элеонора?

– У меня много вещей. Я планирую через год сюда вернуться, и мне не хочется всё брать с собой, особенно зимнее, тяжёлое… Вы не могли бы… завтра… я оставлю вам необходимую сумму денег… эти мои тёплые вещи… найти им где-нибудь пристанище до моего возвращения?..

– Да, мисс Элеонора, я уже подумала, когда вы сказали, что не хотите брать с собой всё. Я найду место, только они… наверное… выйдут из моды… к вашему возвращению.

Элеонора рассмеялась:

– Ну, моя милая Катьюша! Разве вы видела на мне что-то модное? Это вы, совсем молодая и такая красивая, одеваетесь модно, а мне это малоинтересно. Мне главное, чтобы тепло и удобно! В общем, договорились! И ещё! Когда я вернусь, я хочу вас видеть! Вы согласны? И оставляю вам несколько хороших книг и словарей, пользуйтесь, как своими, я их вам подпишу.

Пока носильщики выносили багаж, Катя научила Элеонору «посидеть на дорожку». У коляски извозчик подал руку и помог подняться. Она механически воспользовалась услугой и поняла необычность поведения возницы, только когда коляска уже тронулась. Она посмотрела ему в спину, он в это время взмахнул кнутом, но не стал бить, а лошадь пошла, и тяжёлая, гружённая чемоданами коляска стала плавно покачиваться на вымощенной булыжником Китайской. Элеонора удивилась. До вокзала было ехать не больше десяти минут, если будет свободным переезд через железнодорожные пути; она смотрела на тёмный город, и ей показалось, что это те десять минут, которые за многие месяцы жизни в Харбине она может себе позволить в спокойном созерцании, но «нет! – упрямо подумала она. – Созерцать ещё рано!».

На вокзале носильщики быстро разобрали и унесли багаж, извозчик снова подал руку, помогая сойти с коляски, и она посмотрела на него. В этот момент из дверей вокзала вышел Ива́нов и устремился к ней. Подойдя, он сначала поклонился ей, а потом протянул руку извозчику:

– Здравствуйте, уважаемый Константин Петрович! Рад вас видеть! Как ваше драгоценное здоровье?

– Здравствуйте, уважаемый Всеволод Никанорович, – поклонившись, ответил извозчик. – Благодарю за заботу, а я вижу, что у вас хлопоты даже в столь позднее время!

– Да! Вот провожаю коллегу! – сказал Ива́нов и снова протянул извозчику руку. – Честь имею и – поклоны вашей дражайшей супруге.

Журналист Ива́нов и возница по имени Константин Петрович снова поклонились друг другу, и Всеволод Никанорович подхватил Элеонору под локоть.

– У нас есть ещё сорок минут, простите за смелость, но я заказал столик в буфете, можно спокойно побеседовать.

Элеонора была поражена и одновременно заворожена этой сценой, как будто бы она присутствовала при встрече и прощании двух английских лордов, и она встряхнулась только тогда, когда по мостовой зацокали копыта. Коляска уже отвернула, Элеонора снова посмотрела в спину вознице и вспомнила, как тот подавал ей руку, как смотрел спокойными глазами; он был гладко выбрит и опрятно одет, только на его офицерской фуражке не было кокарды.

– Я вижу, вы удивлены, дорогая моя коллега! Это мой дражайший боевой товарищ, генерал Нечаев Константин Петрович, собственной персоной. Разве вы ещё не привыкли, что у нас генералы правят извоз, а полковники работают на дорожных работах и рубят лес? Это как раз то, о чём вы хотите писать в итоге! Не говоря уже о поручиках!

«Поручик Мишя Сорокин! Птичья фамилия! Где-то он сейчас? Живой ли? А тот длинный у витрины – просто нахал!»

Михаил Капитонович постучал по нижнему клину, чтобы удостовериться, что с этой стороны штабель укреплён надёжно. Потом он обошёл уложенные друг на друга шестисаженные хлысты и потрогал упёртые по диагонали снизу вверх подпорки. Всё стояло крепко. Гоша будет доволен.

На перевалке леса с барж на пристанской лесосклад концессии Скидельского Михаил Капитонович Сорокин работал уже два месяца. Неделю назад здесь произошёл несчастный случай: десятский был с сильного похмелья и не уследил за крепежом штабелей, в результате один штабель, состоявший из тридцати или около того бревён, сорвался и насмерть придавил двоих рабочих: русского и китайца. Полиция появилась назавтра в сопровождении десятка родственников погибшего китайского рабочего, но никто ничего не смог вразумительно объяснить, потому что китайские полицейские не знали русского языка, кроме «твоя-моя», а на складе никто не говорил по-китайски. Георгий спрятал десятского на баржи, подучил Сорокина и поручил ему проверять крепёж штабелей.

«Гоша будет доволен, – глядя на штабель, подумал Сорокин и услышал за спиной шаги. – Вот я ему сейчас и покажу!» Он обернулся и обомлел – к нему приближался делопроизводитель отдела контрразведки, помощник Гвоздецкого Иванов.

– Ба, Михаил Капитонович, какая встреча, вот совсем даже не ожидал!

Худой и высокий Иванов, одетый в чёрное, развевающееся полами на ветру пальто и широкополую, тоже чёрную шляпу, был похож на растрёпанное зимнее дерево на замёрзшем, заснеженном болоте. Сорокин вздрогнул.

– Не вздрагивайте, коллега, я не от Гвоздецкого! Вы от него сбежали, и я – как вы! Рад вас видеть. Нам надо поговорить, коллега! – Иванов говорил быстро-быстро и весь двигался.