Мы поднимаемся на борт.

— Еще не поздно передумать, — шелестит над ухом голос Вити. Смолов, словно змей-искуситель.

Быстро мотаю головой, давай понять, что нет.

— Готовы! — громко кричит Витя пилоту.

Я пребываю в таком азартном фееричном состоянии, что даже не чувствую, как взлетает борт. Лишь минут через пять замечаю в маленьком иллюминаторе полоску рассвета над землей. Дышу через рот, потому что через нос воздуха совсем мало. Уши заложило, поэтому голос Вити слышится, как через вату:

— Ты слишком сильно трясешься.

Он обнимает меня. Обеими руками прижимает к себе крепче, чем ремни. Закрываю глаза, кладу голову ему на плечо. Стараюсь сконцентрироваться на нашей физической близости. С Витей всегда тепло и уютно, сейчас не должно быть исключением.

Он ведет носом по моей щеке, виску, волосам. Успокаивающе целует.

— Не бойся, я рядом.

Киваю.

Его губы снова касаются моей щеки. А потом еще и еще. Каждый поцелуй электрическим разрядом простреливает. Наверное, Смолов хочет меня успокоить, но поцелуи только еще больше волнуют меня. Сердце ходуном заходится.

Сжав меня руками еще сильнее, Витя делает шаг. Не открывая глаз, я за ним.

«Сейчас будет прыжок», пронзает мысль.

Новый выброс адреналина. С каждым шагом его все больше и больше. Шум, грюк — открылась дверь. Поток воздуха ударил в лицо, и вот теперь я распахиваю веки. Смотрю за борт, в темную бездну, и внутри все обмирает.

Господи, Боже мой…

— Пора, — слышу громкую команду Смолова.

Выгибаюсь, как показывал на инструктаже Коля, и со всей силы зажмуриваю глаза. В момент, когда Витя делает шаг в пропасть, я отдаю ему самое ценное, что у меня есть, — всю себя.

Мне конец.

Это единственная мысль, которая сиреной вопит в голове, пока меня швыряет из стороны в сторону в потоке воздуха. Я лечу в воздушную яму, это моя неминуемая смерть. Меня как будто закрутило торнадо. Как в американских фильмах — ветряная воронка, которая сносит все на своем пути: дома, людей, машины, животных.

Потоки воздуха больно бьют по щекам. Кричу, что есть силы, срывая голосовые связки. Дышать не получается ни через нос, ни через рот. В ушах стоит свист.

Паника.

Она охватывает меня и с каждой миллисекундой нарастает в геометрической прогрессии. Доходит до своей критической точки, достигает апогея.

Я же еще так много не успела сделать…

Говорят, перед смертью вся жизнь проносится. Это так. Я вижу маму. Обычно ее лицо в моей памяти размыто, а вот сейчас образ четкий вплоть до едва заметной родинки на щеке.

Вижу ту уволенную горничную, на которую я из трусости свалила вину за разбитую вазу.

Вижу отчима. День, когда я первый раз, смущаясь и заикаясь, назвала его папой.

Похороны мамы, перешептывания прислуги о том, что смерть не была случайной.

Марат. Знакомство с ним. Как он ухаживал за мной весь вечер, приглашал танцевать. Объявление о замужестве. Наше первое свидание и мои неоправданные ожидания от него.

Витя. Эмоциональный взрыв с первой же секунды. Постоянное желание видеть его, разговаривать, касаться, быть рядом. Наша невидимая связь. Ее нельзя потрогать, можно только ощутить — как тянет к нему, как ломает без него.

— Мы набрали скорость. Слышишь меня? — врывается в голову голос Смолова.

Видения исчезают. Я вдруг понимаю, что получается дышать. Один вдох, второй. Сердце все еще колотится где-то в районе глотки, но паника медленно отступает.

— Попробуй открыть глаза. Не бойся, все под контролем.

Каждым миллиметром своего тела ощущая свободное падение, осторожно-осторожно размыкаю веки. Лучи света ослепляют. Требуется несколько секунд, чтобы привыкнуть к ним. Набравшись смелости, с глубоким вдохом открываю глаза еще шире.

Из голубого горизонта выглядывает огромное желтое солнце. Его лучи рассекают облака и ложатся острыми стрелами на верхушки деревьев и траву. Это тот самый момент, когда ночь борется с днем, тьма борется со светом. Через несколько минут свет победит, а пока мы с Витей парим, словно птицы, и любуемся становлением нового дня.

— Очень красиво, — завороженно выдыхаю.

От зрелища дух захватывает. Адреналин выплескивается в организм новыми порциями. Сердце качает его вместо крови. В голове — вулкан, в каждой клетке — атомный взрыв.

— Аааааа, — не могу сдержать визга. В этот раз от восторга.

— Нравится?

— Витя!!!! Боже мой!!! Мы же парим, как птицы!!! По-настоящему!!!!

Слышу его смех. Чувствую, как ладони Вити накрывают мои, переплетают наши пальцы. Мы и вправду летим! А внизу все такое маленькое…

Странный звук, нас слегка подбрасывает вверх. Раскрылся парашют. Полет сразу же замедляется. Теперь еще больше времени, чтобы насладиться красотой, свободой и друг другом.

— Витя, это… это…

Миллионы лет существует человеческий язык, а у меня нет слов, чтобы описать свои чувства. Просто ничего лучше невозможно испытать. То, что казалось страшной смертью в первые секунды прыжка, обернулось самыми прекрасными мгновениями, которые в принципе возможно испытать.

Поворачиваю голову к Вите, насколько могу. Он улыбается. Кажется не менее счастливым, чем я. Наши лица совсем близко друг к другу. Я даже ощущаю его дыхание. Или это ветер?

Мною движет невидимый порыв, когда я подаюсь вперед и целую губы Вити. Не сильно. Смолов тут же перемещает одну руку мне на лицо, чтобы поддержать голову. Поцелуй становится крепче. Губы холодные и у меня, и у него, но какая же волна жара проносится по телу. Я моментально раскаляюсь, словно на углях.

Целовала бы Витю еще и еще, но он первый прерывает этот божественный момент.

— Наслаждайся видом, — говорит на ухо.

Я возвращаюсь глазами к земле. Она все ближе и ближе. Нам, наверное, осталось всего несколько минут. Почему эти мгновения нельзя продлить? Почему мы неминуемо должны опуститься на землю? Ведь в небе так хорошо, так свободно. В небе ты — это ты.

А на земле… Мы лишь носим маски людей. Каждый день притворяемся.

— Приготовься, — командует Витя, когда до приземления остается метров десять или двадцать.

Сгибаю ноги, как учил на инструктаже Коля. Через несколько секунд Витя первым касается пушистой травы, а я со смехом падаю на него. Смолов сразу отстегивает ремни, и я перекатываюсь на землю рядом.

— Ну ты как? — спрашивает. — Жива?

— Я еще никогда не ощущала себя настолько живой, как во время полета, — отвечаю заплетающимся языком.