В Швеции многие клады начала X века свидетельствуют о тех же переменах, что и на Руси, но, похоже, что там изъятие монет, отчеканенных до 890 г, не было таким полным. Правда, известно несколько крупных скандинавских кладов начала X века, сохранивших типичные черты находок предыдущего столетия. На рис. 15 показан хронологический состав двух из них — из Стора Велинге на о. Готланд и Овер Рандлева в Дании, и эти кривые можно сопоставить с аналогичными характеристиками более ранних кладов на рис. 14. Тем не менее в скандинавских кладах проявляется четкая тенденция, в соответствии с которой старые монеты исчезали из обращения точно так же, как на Руси. Рис. 16 а отражает хронологический состав пяти готландских кладов, закопанных между 930 и 939 гг., в которых лишь двадцать пять монет, то есть 2,3 процента от общего количества, были выпущены до 890 г. Как и на Руси, большинство монет старше 890 г. было изъято из употребления, и объяснение этому должно быть аналогичным: их экспортировали. После 890 г. куфическое серебро получило в Скандинавии большее распространение, чем прежде, и есть веские основания полагать, что так же обстояло дело и за ее пределами. Именно в этот период оно появляется и на Британских островах, хотя, разумеется, не на землях английской короны. Найденные там куфические монеты относятся примерно к 870–950 гг, что прекрасно согласуется с предположением о начале примерно в 890 г. их экспорта с берегов Балтийского моря[240].

Профессор Болин обратил внимание на тот факт, что в скандинавских кладах, спрятанных после 930–939 гг, весьма заметным образом падает доля новых монет[241]. В результате в течение всего этого века куфическое серебро большинства скандинавских кладов относится к 890–930 гг. Это можно вполне отчетливо увидеть на рис. 16 б и в, которые отражают анализ готландских кладов 950–959 и 978-1016 гг., проведенный профессором Болином. То же самое явление можно наблюдать на примере кладов из других областей Скандинавии, и на рис 17 представлен хронологический состав трех из них, из Норвегии, Швеции и Дании. Есть, конечно, и исключения, такие, как, например, клад из Уггорда на о. Готланд, в котором самая новая монета относилась к 960 г., но, кроме нее, присутствовал 101 экземпляр, отчеканенный после 930 г., и только тридцать — до этого года[242]. Объяснение, предложенное профессором Болином для подобных возрастных характеристик большинства шведских кладов куфических монет, состоит в том, что примерно после 930 г. вывоз серебра из Скандинавии прекратился или, по крайней мере, относительно уменьшился, и эта гипотеза кажется единственно удовлетворительной. Новые монеты продолжали прибывать в Скандинавию примерно до 970 г., но в количествах, недостаточных для того, чтобы ликвидировать перевес серебряных денег, выпущенных в первые десятилетия века. Разумеется, есть вероятность того, что ввоз монет в Скандинавию уменьшился уже примерно после 930 г., а вывоз после этой даты был как минимум сокращен, иначе бы доля старых монет упала быстрее. Сохранение этих более давних образцов в ассортименте Скандинавии, видимо, означает, что из обращения изымалось лишь относительно небольшое их количество, а условия, приведшие к выходу из употребления большинства монет IX века, утратили силу.

Профессор Болин попытался обосновать этот тезис путем аналогии с русскими кладами, закопанными примерно после 970 г., чье содержимое в этот период начинает совпадать по временным характеристикам[243]. Это изменение совпадает с заметным уменьшением количества куфических монет, достигавших Скандинавии. Экземпляров 965–983 гг. в скандинавских кладах найдено так мало, что, должно быть, примерно к 970 г. новые поступления почти полностью прекратились. Болин утверждает, что в это время прервался экспорт монет из Руси в Скандинавию, и потому русские клады по своим характеристикам приблизились к скандинавским примерно сорокалетней давности. В действительности, эта аналогия неудовлетворительна по двум причинам. Во-первых, нельзя быть уверенным в том, что источником скандинавского материала являются монеты, имевшие хождение на Руси и представленные в русских кладах. В IX веке очевидны признаки того, что куфическое серебро попадало в Скандинавию прямо с Волги, как правило, минуя монетный ассортимент Руси[244]. До тех пор пока мы не узнаем еще очень многого о русских кладах X века, соглашаться с тем, что эта ситуация могла изменяться, очень опасно. Следовательно, уверенности не может быть и в том, что прекращение ввоза куфических монет в Скандинавию следует объяснять прекращением вывоза этих монет из Руси. Второе основание для сомнений в справедливости аналогии Болина, состоит в том, что перемены в составе русских кладов, наблюдающиеся примерно с 970 г., также можно связать с тем, что с этого времени начинается сокращение ввоза на Русь куфических монет. Причиной этого стал стремительно разворачивающийся в исламском мире серебряный кризис. Истощение серебряных рудников в конце X и начале XI веков вызвало серьезные экономические и политические изменения в мусульманском мире, и в начале XI века экспорт куфического серебра на Русь и Балтику полностью прервался; последняя мусульманская монета, найденная в России, датирована 1015 г.[245] Точно так же, как и в случае со скандинавскими кладами, спрятанными после 930 г., факт сохранения в русских кладах старых монет еще долгое время после 970 г. должен означать, что в этот период они экспортировались в сравнительно небольших количествах, но едва ли можно полагать, что их вывоз имел место и в течение нескольких десятилетий до 970 г. На самом деле, анализ кладов профессора Болина, приведенный на с. 290–299, очень хорошо согласуется с гипотезой о том, что к 950 г. экспорт монет из Руси, который, скорее всего, был весьма существенным примерно с 890 г., уже пришел в упадок. Тот факт, что эта аналогия между скандинавскими кладами после 930 г. и русскими после 970 г. неприемлема, ни в коем случае не отменяет основного утверждения Болина, согласно которому после 930 г. экспорт куфических монет из Скандинавии, скорее всего, резко сократился, если не ликвидировался полностью.

Куфическое серебро продолжало достигать севера примерно до 970 г., но примечательная редкость монет, произведенных между 965 и 983 гг., о которой уже упоминалось, свидетельствует о том, что в этом году или около того новые поступления иссякли. Частичным объяснением может послужить серебряный кризис в мусульманском мире, приведший к явному сокращению ввоза куфических монет на Русь, но должны были существовать и дополнительные факторы, обусловившие почти полное прекращение импорта. Волжский маршрут был по-прежнему открыт для ввоза на Русь[246], и тот факт, что серебро перестало попадать в Скандинавию, вероятнее всего, был связан с разрывом сообщения между Волгой и Балтикой, быть может, благодаря деятельности киевских князей в Северной Руси[247]. Этот разрыв оказался окончательным. Когда после 983 г. куфические монеты стали снова ввозиться в Скандинавию, их путь уже пролегал западнее, и его отправной точкой были не северо-восточные части Халифата, а монетные дворы таких центральных провинций, как Сирия, Ирак и Месопотамия[248]. Более того, скандинавские клады конца века обнаруживают связь не с русскими находками, а с тайниками, обнаруженными на землях к югу от Балтийского моря, и это говорит о том, что маршрут импорта в то время проходил через Польшу, вдоль таких рек, как Висла, а не через Русь[249]. Возобновление ввоза куфических денег в Скандинавию оказалось недолгим. Последние куфические монеты, найденные в Норвегии и Дании, были отчеканены в течение первых двух-трех лет XI века, а позднейший образец на территории Швеции относится к 401 г. по мусульманскому летосчислению, то есть к 1012–1013 гг., что всего на два года раньше даты чеканки последней такой монеты, найденной на территории Руси. Кризис положил конец потоку серебра, который в течение двух веков изливался из мусульманских стран на север.