был ответственным, серьезным и законопослушным. Чересчур правильным и законопослушным для Гриффиндора. Поэтому его не любили, считая занудой, а он изо всех сил пытался сделать Гриффиндор достойным того, каким он должен быть согласно написанных попечительским советом рекомендаций. Зря его в каноне так опустили. Отличный исполнитель, которому нужен в жизни только правильный лидер.

Между тем Близнецы начали превращать мою жизнь в ад. Я на своей шкуре почувствовал все те тупые подставы, которые можно было подсмотреть в омуте памяти у Снейпа и в воспоминаниях Хвоста. Это было унизительно. Это было болезненно. Апофеозом стало попадание в Больничное крыло прямиком на рождественские каникулы. Вместо того, чтобы поехать на праздники в поместье Малфоев, я пять дней просидел на больничной койке, пытаясь научиться клевать еду с тарелки. Близнецы опять напутали с дозировкой ингредиентов в своем новом "шедевре" — Канареечной помадке. Впрочем, может, оно и к лучшему. Не готов я еще к разговору с лордом Малфоем и Крэббом-старшим. Вторым бонусом стало то, что я вынужденно стал с помощью библиотеки Основателей быстрыми темпами прогрессировать в теоретических аспектах магической медицины (родовой дар, как-никак) и, под предлогом спасения собственной жизни, даже смог уговорить мадам Помфри научить меня нескольким простым заклинаниям.

Кстати, насчет принудительной трансфигурации. Ощущения были своеобразные. Я мог есть совершенно естественно, спать и осторожно двигаться, работая руками-крыльями и ногами-лапками как своими собственными. Летать, к сожалению, не мог, хотя это было первое, что я попробовал. Все же биомеханические решения, работающие при малых габаритах, в габаритах, превышающих определенную границу, приводят к печальным последствиям. А канарейкой я стал очень большой и толстой.

Нельзя сказать, что я сносил это все молча. Я жаловался своему декану, декан высказывала все Макгонагалл, та делала втык близнецам, близнецы отыгрывались на мне, и круг замыкался. Я пытался сопротивляться и магически, как мог, и физически. Но что я мог сделать? Близнецы старше меня на два года, что в данном возрасте огромная разница. Сильнее магически, знают больше. К тому же нападения всегда случались не один на один, а их сработанной двойкой или тройкой (Ли Джордан тоже иногда присоединялся). Никакой совести и чести. Хотя о чем это я? Когда это у откровенной гопоты она была? И то, что гопота эта не маггловская, а магическая, ничего принципиально не меняет.

Факультет, проявляя основополагающее качество, меня одного не оставлял и защищал как мог. Но мог он не очень многое и уж точно не всегда. Иногда меня спасал Толстый Монах, факультетское привидение, несколько раз — старосты, пару раз — лидеры, но большая часть шуток легко проходила через эту защиту и достигала своей цели. Меня. На ребят с факультета я не сердился. В конце концов, дружба дружбой, а свои проблемы нужно решать самому. Не можешь — терпи. Про "сдаться" речи не было даже в мыслях.

Терпение лопнуло совершенно внезапно. Оказывается, далеко не все я знал о себе. Я спустил Близнецам даже подвешивание моей полуголой, в одних только трусах, тушки недалеко от входа в Большой зал, но это… Это прощать уже было нельзя ни в коем случае.

Невероятно омерзительный случай, абсолютный кошмар, капитально сорвавший меня с резьбы, произошел в один из февральских дней. Мы с Лили Мун, Меган Джонс и Салли-Энн Перкс медленно шли с уроков по коридору, обсуждая некоторые заковыристые рецепты зельеварения из учебника за первый курс. Почему именно со мной девчонки обсуждали эту тему? Да все потому, что, выполняя договоренность со Снейпом, я стал очень хорошим теоретическим зельеваром. Звучит, конечно, смешно, почти как теоретический спортсмен, но что есть, то есть. Лили Мун была моей напарницей на уроках, а две другие, слегка ленивые и невнимательные девочки, очень быстро поняли, как удобно у говорящей книжки спросить, где у них ошибка.

Где, как и когда Близнецы смогли подменить сладости девочкам, я так и не понял. На этот раз жертвой стала Салли-Энн Перкс, самая серая мышка Хаффлпаффа. Видимо, у нее тоже была какая-то магическая аллергия, потому что Канареечная помадка подействовала на нее… ужасно.

Невозможно словами описать то, во что превратилась мисс Перкс. Какая-то гротескная смесь таракана, спрута и птицы. Тонкие ножки не смогли вынести массы тела и мгновенно сломались, блестя белым на открытых сколах костей. Лишившись поддержки, тело химеры неуклюже упало на пол коридора, попутно распоров о камни и обломки костей тонкую кожу на брюхе. Из получившихся ран тут же брызнули кровь и гной, заливая нам, стоявшим рядом, обувь и подолы мантий.

Близнецы, кравшиеся за нами, испугались получившегося результата и мгновенно исчезли в коридорах. Стоявшие рядом со мной девочки тихо сползли в благословенный для них обморок. В итоге я остался наедине с умирающим монстром, в которого превратился маленький ребенок.

— Черт! Черт! Черт! Хогвартс! Взываю к тебе! Пожалуйста! Позови директора или Помфри! — тишина в ответ.

— Так. — Я стал быстро раздеваться. — Так. Извините, девочки! Ренервейт. Ренервейт.

Заклинания у меня пока выходили с побочными эффектами в форме ощущений удара током, так что обеим девочкам сейчас было достаточно нехорошо. Но совсем не до такой степени, как их третьей подруге.

— Больно, — заныли малявки, но их плач я тут же оборвал.

— Лили! Беги к мадам Помфри в Больничное крыло! Мег! Беги в нашу гостиную через Большой зал. Зови старшекурсников, деканов, вообще всех, кого встретишь!

— А что ты делаешь?

— Я попытаюсь, как смогу, поддержать ее. Что лежите? Быстро вскочили, ноги в руки и побежали, как будто за вами дементоры гонятся! Опоздаете, и она умрет! Ферула! — сказал я, направив палочку на самую большую рану. Соткавшиеся из воздуха бинты прикрыли ее.

К сожалению, несмотря на родовые дары, медицинские заклинания у меня получались пока очень плохо. Или для этого возраста хорошо? Не важно. Все равно, того, что я делал, не хватало. Пришедшая в себя девочка-монстр стала в истерике биться о камни, тем самым нанося себе серьезные увечья и мешая мне ее спасать. Приходилось аккуратно наваливаться всей массой, прижимать ее к полу, успокаивать… чувствуя, как хрустят слишком нежные для такой массы косточки где-то внутри ее тела. Руки у меня уже дрожали от страха и магического истощения. Бинты получались все тоньше и уже. Моя рубашка и майка давно уже были разорваны на клочья ткани, которыми я подтыкал бинты у краев крупных ран, где не хватало моей магической силы. Надежды на помощь таяли с каждым новым телом, прибавлявшимся в коридоре. Ведь прибежавшие