стесняюсь. Нет. Мне они не нравятся. И у меня то ногу судорогой схватит, то рука затечет, то поясницу тянет, то слишком глубоко… И об этом я скажу вслух, потому что с мужем у нас была договоренность, что я сразу говорю о своем дискомфорте. Ведь я не должна терпеть.

Харитон не шевелится и не моргает.

— А сесть сверху и чтобы проконтролировать весь процесс? — вскидываю бровь. — Нет. Я люблю получать удовольствие в пассивной роли, — хмыкаю, — как и жить, в принципе.

Осушаю бокал и уже сама себе наливаю. Будь тут Рома, то он бы забрал бутылку, встал и увел бы меня домой.

Но его нет.

Есть молчаливый Харитон, который сейчас, наверное, придумывает отмазку, чтобы сбежать от чокнутой бабы с колдовскими глазами.

— Я считаю, — Харитон встает и неловко улыбается, — я не ваш мужчина.

— Мой мужчина натрахал на стороне ребенка, — поднимаю взгляд, и Харитоша пятится, белый, как скатерть на столе. — Вот так. Мой мужчина, — я встаю и хватаю бутылку со стола, — оказался лжецом, а я той, кто была рада обманываться! Потому что мне нравилась та картинка, которую он старательно мне рисовал. Я не знала его. И вот вопрос. Была бы я с ним, если бы знала, кто он есть на самом деле? Или отказалась? Как думаешь, Харитон?

Глава 46. Долгая история

Завтра я опять пойду на свиданку. Сайты знакомств и приложения для поиска "любви" очень облегчили жизнь одиноким женщинам с разбитыми сердцами.

Пока девочки у Ромы, то я буду вытравливать его из души скучными беседами, глупыми комплиментами и белым вином.

Сопьюсь?

Вряд ли.

Ой, да ладно.

Фыркаю под нос.

Это у меня такая психотерапия.

Когда вернутся девочки, я опять стану идеально мамочкой, которая готовит завтраки, обеды и ужины, и с улыбкой проверяет уроки.

Я боюсь того, что буду страдать по Роману до самой смерти, поэтому по советам, которые я нашла в интернете, пытаюсь отвлечься на других мужчин.

Как сказали, женщина в разводе не должна хоронить себя.

Надо почувствовать себя желанной.

Надо увидеть в глазах другого мужчины желание, и тогда боль отступит.

Чую, что это плохие советы, и их писали идиотки, которые не разводились с любимыми мужьями и не знают, что при разводе отмирает часть души, а в моем случае — почти вся душа иссохла.

Что он сейчас делает?

Меняет сонный и с синяками под глазами памперсы и слушает, как Алина читает ему с выражением роль Герды, которую должна через месяц сыграть на школьной сцене?

Или заснул на диване после ужина, а девочки сидят по обе стороны от него и смотрят телевизор без звука?

Или успокаивает Иву, которая не умеет кричать, а только кряхтит?

Я не буду о ней думать.

Она забрала у меня любимого мужа.

Прижимаю кулаки ко лбу.

И теперь она для Романа — его новая семья, потому что она не откажется от него, а он для нее — весь мир.

Однажды у Ромы и Ивы появится женщина.

Он не останется один, потому что он по своей сути — не одиночка, и он всегда нуждался в женской любви, заботе и тепле.

Думаю, что даже Алина и Варя теперь примут его новую женщину, потому что они сами изменились за это время, и уже просто ждут, что будет дальше.

Пришло осознание, что истерики, злость и ненависть не помогают жить. Они ранят, отравляют и не дают ночами спать.

И это касается не только их отца, но и меня. Я чувствую, что и нового мужчину с моей стороны они воспримут с обреченным согласием, что жизнь продолжается и что им не вернуть старой семьи, в которой мы жили слепыми и глухими дурочками.

— У вас все хорошо? — обеспокоенно спрашивает пожилой таксист.

Страшная правда в том, что я бы не приняла Романа в начале наших отношений таким, какой он есть на самом деле.

Потому что у меня были четкие ожидания от будущего мужа, и он мимикрировал под них.

Потому что любил.

И потому что сам хотел быть идеальным отцом и мужем.

И еще, наверное, потому что хотел, чтобы в его жизни была часть, которая не запачкана той грязью, которая тянется за ним вязкими черными следами.

Он всегда говорил:

— Зашел домой? Оставил работу за порогом.

Дома он был мужем и отцом, а не Громом, но Гром вырвался и показался с оскалом ярости и усталости и потребовал, чтобы его приняли.

Таким какой он есть.

Вместе с его ребенком, потому что именно это стало бы для него высшим проявлением любви, ведь столько лет любили не его.

А лишь роль, и никто за маску не заглядывал.

— Я устала, — убираю руки с лица и откидываюсь на спинку сидения.

Во мне нет сил, чтобы принять Иву.

Я лучше сойдусь с каким-нибудь стремным и ведомым мужичком, чтобы хоть немного заглушить в себе боль, чем пойму и приму Романа с Ивой.

Да, вот такая я эгоистичная сука, но для Ивы, для этой маленькой девочки, что не умеет кричать, моя честность и осознание своей женской слабости — благо.

Я не обманусь тоской по Роману, а после меня не накроет ревностью и раздражением на нее.

Пусть лучше у нее будет терпеливый папа, а мама потом обязательно найдется. Хорошая, добрая, и у этой мамы не будет в сердце раны, что Ива — ребенок измены.

— От чего устали? — спрашивает таксист.

— От того, какая я дура, — горько усмехаюсь, — люблю бывшего мужа, а быть с ним не буду.

— Почему?

— Долгая история, — отмахиваюсь.

Роман тоже понимает, что я не буду с ним. И понимал это уже тогда, когда решил открыть передо мной карты.

И, признаюсь, я даже рада, что он не стал меня обманывать в этой непростой ситуации, и был честен.

Я хоть увидела его настоящим.

Разъяренным, отчаянным и… слабым.

Я ведь не знала его таким. Он всегда был для меня стеной, а теперь стал человеком, и с этим знание я сама пережила метаморфозу.

Не такая уж и малахольная, как сказала моя мама. Вон как мужики меня шугаются, а я всего-то с ними веду честные разговоры.

В сумочке вибрирует телефон.

Пьяно зеваю и расстегиваю замок.

Сообщение от Вари. Тру нос и касаюсь экрана. Наверное,