но искренне, с морщинками в уголках глаз. Конечно, они могли бы залатать эту трещину, какой бы глубокой она ни была. Период затишья у Гейба, его межсезонье, его спад. Джош не так давно в деле, чтобы это его коснулось, но он слышал, что такой период всегда наступает. Полностью избежать его невозможно. Джош надеялся, что, когда время придет, он сможет пройти через это так же, как Гейб.

— Спасибо. Ты настоящий друг. — Он хлопнул Гейба по плечу и начал пробираться сквозь толпу в мужской клуб. Десятки возможных фраз для начала знакомства проносились в его голове. Охота началась.

4.

Гейб качнулся вперед, как только Джош покинул его.

Черт. Ему нужно... Проклятье. Нет. Ему не нужно больше пить. Он и так едва стоял на ногах, поскольку пропустил ланч. Безбилетник, который в течение дня поигрывал на струнах элементарных ощущений, теперь вернулся в прежнее состояние маниакальной золотодобычи. Удары в голове. Джош сказал, что Таня следит за ним, а это последнее, что ему нужно в отсутствие Алистера, который требовался ему как воздух. В Гейбе вспыхнул подогретый алкоголем гнев. Алистер — его тупое лицо так и просит кулака. Пальцы Гейба рефлекторно сжались, он вдавил костяшки в бедро. Да он скорей сдерет с себя кожу, чем проведет еще одну блядскую минуту во французском посольстве со всеми этими тупыми ублюдками.

Будто мало ему стресса и паранойи по поводу КГБ, будто эта блондинистая стерва-ведьма — еще недостаточно плохая новость. Теперь ему приходилось волноваться из-за совершенно нового букета волшебных проблем, которые отвлекали его от реальной работы. Продуваемое сквозняками посольство было едва ли теплей зимней ночи за окнами, но пот водопадом лился по спине Гейба, пока он пробирался сквозь толпу. Хватит с него. Хватит с него всего этого.

Мигрень заострилась, словно безбилетник понимал, о чем думает Гейб. Черт, может, и впрямь понимал. Но плевать. К черту эту магию, к черту ее «полезность» — Гейб собирался вырвать ее из своей головы.

Ему едва хватало сил широко улыбаться французскому секретарю по сельскому хозяйству, перебрасываться обыденными «как поживаете?», пока он кружил в поисках туалета. Запер дверь, разобрался с брюками, прицелился в унитаз. «Дыши глубже, Причард. Переживи эту ночь, потом решим, что делать». Он вымыл руки в надтреснутой раковине, потом нагнулся и ополоснул лицо. Попытался смыть с него неровный красный оттенок.

Выпрямился и потянулся вытереть руки. Но кто-то уже подавал ему полотенце.

— Твою ж мать! — Гейб подпрыгнул так резко, что ударился головой о наклонный потолок. Таня Морозова смотрела на него из зеркала, пытаясь скрыть легкую улыбку. Гейб развернулся к ней, инстинкт подсказывал схватить ее за горло, но Гейб успел передумать. Он был достаточно трезв, чтобы понимать: он не хочет устроить международный скандал как минимум.

— И давно вы тут стоите?

Таня расправила плечи, стараясь выглядеть выше. Ее темно-русые волосы были забраны в гладкий пучок, которому позавидовали бы и балерины Большого театра. Это добавляло резкости ее выражению лица, и без того суровому.

— Нам нужно поговорить про Лед, Гэбриел.

— Здесь? — Гейб взял полотенце из ее рук и почувствовал себя лучше, когда она дрогнула. — Прямо сейчас?

— Никто нас не заметил. Так что да, думаю, это самое безопасное место.

— Извини, дорогуша. У вас со Льдом уже был шанс.

Он потянулся к ручке двери, но Таня поймала его запястье. Гейб отдернул руку. Таня легко ее отпустила, но тут же подняла свою ладонь к лицу, защищаясь от ожидаемого удара. Гейб непроизвольно рассмеялся. Она предлагала разговор, но явно ожидала драки. «Ладно, кагэбэшница. — Гейб прислонился спиной к раковине и скрестил руки на груди. — Посмотрим, что ты задумала».

Безбилетник уже не стучал в его голове — похоже, его смягчило Танино присутствие, будто он пребывал в гармонии с элементами, которые оказались поблизости. Похоже, он просто грязный предатель.

— Я понимаю, почему... вам непросто говорить со мной, — сказала Таня.

— О, вряд ли ты понимаешь.

— Я не знаю, что с вами сделали, но Уинтроп отчасти объяснил мне вашу ситуацию. Я понимаю, что вы не хотели входить в наш мир, в эту... другую войну. — Она склонила голову набок — до странности нежный жест. Но он просчитан — Гейб не думал, что КГБ когда-либо делает что-то не по плану.

— Нет, — ответил Гейб, пытаясь говорить тихо, хотя и заметил, что у него не слишком хорошо получается. — Не хотел.

Таня закрыла глаза на несколько секунд, возможно, пытаясь подобрать верные английские слова.

— Но Алистер, похоже, считает, что вы...

— А часто вы вообще говорите с Алистером? — заинтересовался Гейб. — Это же безумно глупо. Для вас обоих.

— Когда дело касается магии, это не имеет значения! — Танин голос звучал напряженно — тихо, но сильно, будто она нажимала большим пальцем на шланг, из которого била речь. — Мне это неважно. Восток, Запад — все это не будет иметь никакого смысла, если Пламя победит.

Алкоголь в венах Гэбриела превращался в чистую ярость.

— Прости, куколка. — Он склонился к ней, чтобы их глаза оказались на одном уровне. — Ты зря тратишь время. Говоришь, что это неважно... — Гейб усмехнулся. — Но мне это уже говорили.

Какой-то элементаль разлетелся по воздуху, выдернув безбилетника из краткого затишья. Гейб не видел, как Морозова достала талисман или активировала еще какой-то волшебный предмет — это вообще от нее? Или еще откуда-то?

— Вы не понимаете, на что способно Пламя. Что они собираются сделать.

— Плевать, — огрызнулся Гейб.

Танины щеки цвета слоновой кости вспыхнули.

— Они хотят одурачить нас. Все наши глупые игры, передача шифров, кодов, тайн... Опасность Пламени в том, что оно все превратит в пепел. По сравнению с этим все это ерунда.

— По мне, так не ерунда. И для чехов, которых вы давили танками. Для миллионов русских, которых ваши вожди свели в могилу...

— Миллионов? — вскричала Таня. — Пламя убьет миллиарды, Гэбриел. Фашисты могут лишь мечтать о власти, которую пытается захватить Пламя. Оно хочет возвысить всех, кого считает достойным магии, а остальных...

Гэбриелу было достаточно.

Ярость вырвалась из него, оттачивая каждый элемент, который он мог ощутить, до тонкого лезвия. Ванная комната, скрытая под лестницей, будто бы сжалась — а может, это он вырастал; он уперся плечами в стены и рванулся к Тане. Она отшатнулась и уселась на закрытое сиденье унитаза.

Боялась ли