— Наоборот, я рад, что она здесь…

Ветров посмотрел на Татьяну более внимательно. Во взгляде было столько любопытства, что женщина заметила это.

«Как в цирке меня рассматривает. Вернее, в кунсткамере, — подумала она. — Конечно, жена убийцы!»

«Она точно знает: убивал Куравлев или нет, — мелькнуло в голове у Андрея. — Ведь он пришел к ней. Она видела его сразу после убийства. Если он убивал, то был весь в крови. Там нельзя было не запачкаться. Так что она точно знает. Покрывает его? Но как можно жить с убийцей детей? Впрочем, человеческая душа — потемки: может, как-то и можно… А если Куравлев невиновен? Тогда это бедная несчастная женщина…»

Он отметил, что у нее — раненые глаза. Она пыталась их скрыть под длинными ресницами. Но спрятать было невозможно. Казалось, что если заглянуть в эти глаза, то можно рассмотреть и рубцы на ее душе…

«Все-таки, по-моему, она не сомневается в невиновности мужа, — отчего-то решил Ветров. — А Фиников точно так же убежден, что Куравлев — убийца. Кому же из вас верить?»

Татьяна поежилась под взглядом Андрея. Ей показалось, что Ветров смотрел так, будто бы с удовольствием ее еще и выпотрошил. (Точнее — препарировал, как лягушку.) Ради интереса: как она там устроена?

— Я видел вчера вашего мужа. — Эти слова пришли сами собой. Андрей не знал, зачем их произнес. И стоило ли их вообще говорить. Но вот вырвалось, и все.

— Как он там? — слабым голосом спросила она.

— Не думаю, что мне стоит это вам рассказывать, — спокойным голосом ответил Андрей.

Тут он понял, зачем это сказал: чтобы навести мостик. Нет, не между ним и этой женщиной. Совершенно другой мостик, который бы соединил эти раненые глаза и унылую камеру в утробе Черного Дельфина. Расстояние между ними такое, что до звезд и то ближе. А ведь когда-то у двух людей, оказавшихся в разных мирах, было одно дыхание на двоих…

Но Андрей словно показал, что не все потеряно. Ведь он вчера был в том мире, сейчас — в этом. А потому остается надежда, что их еще можно как-то соединить.

— Вы знаете, у нас редко такое бывает, что письмо подтверждается почти на сто процентов. — Андрей говорил с напускным простодушием. Он посчитал, что здесь нужна именно такая тактика: быть (или казаться) простым и открытым. — Но я, честно говоря, удивился, когда взял приговор. Потому что там было все точно так, как и описал Куравлев. Непонятно, куда смотрел суд…

Интонациями, да и всем своим видом, Андрей старался показать: я на вашей стороне, расслабьтесь. При этом он продолжал разглядывать жену Куравлева. Женщину можно было бы назвать потускневшей. Изначально природа наградила ее хорошими данными. Но жизнь пообтерла, погасила тот свет, который она когда-то излучала.

— Первый суд вернул дело на доследование, вы это знаете? — произнесла Татьяна.

— Нет. — Андрей только сейчас заметил, что по шее женщины полз толстый язычок ожога. Он словно выглядывал из-под воротника свитера. Но по тому, как расширялось его основание, можно было догадаться, в какое страшное чудовище превращается под одеждой этот невинный с виду язычок…

Ожог вообще-то должен был бросаться в глаза. Но женщина была такой серой и неприметной, что казалось: можно посмотреть на нее в упор и не увидеть. Так что и ожог как бы терялся в ее общей незаметности.

— Дело было возвращено, — тихо повторила она. — Но они ничего не стали делать.

— Кто они? — спросил Ветров, хотя он в принципе понял и так.

— Прокуроры.

— Фиников? — решил уточнить Андрей.

— Нет. Фиников получил повышение: стал заместителем прокурора города. Дело доследовал другой человек. Но он ничего не сделал…

— Они там все заодно, — подключилась к разговору защитница. — Я на первом суде не была. Куравлева защищал другой адвокат, кстати, бывший сотрудник прокуратуры.

— Он ни единого слова не проронил за весь процесс, — добавила Татьяна.

Ветров не успевал переводить взгляд с одной на другую.

«Вы бы хоть рядом сели, а то я шею сверну», — подумал он.

— Экспертизе нельзя доверять, у нас есть заключение известного ученого, что она проведена неточно, есть ошибки в расчетах. — Это говорила адвокат.

— Но судья даже отказался брать заключение. — А это — жена.

— Суд вообще был предвзято настроен, сразу видно, что с судьей хорошо поработали, вместо того чтобы нормальное доследование проводить. — Опять адвокат.

— Мы уже везде писали. Отовсюду приходят отписки. — Жена.

— Я полностью согласен с вами. — Ветров поднял руку, останавливая женщин. — Я уже видел приговор. Говорил с Финиковым. Но чтобы можно было написать, нужны документы. Какие документы есть у вас?

— Вот, посмотрите. — Адвокатесса положила на стол пухлую папку. — Выберите, что вам нужно. Мы отксерокопируем. Есть жалоба, которую мы будем подавать в Верховный суд.

— Мне нужны документы следствия, — твердо сказал Андрей.

— Вы встречались с Финиковым? — робко спросила Татьяна.

— Да, — ответил Ветров и со скепсисом подумал: «Сейчас спросит: как он там?»

— Что он вам сказал?

— Ничего особенного. Он уверен, что ваш муж — убийца. А вообще, следователь оставил приятное впечатление…

— Я тоже так вначале думала. Но это страшный человек. Он не рассказал, как обманул меня, заставив отказаться от хорошего адвоката?

— Нет. Вряд ли он считает этот эпизод существенным. — Ветров ободряюще улыбнулся, давая еще раз понять, что хочет играть в одной с ними команде.

«Вдруг он действительно поможет?» — в душе Татьяны боролись сомнение и надежда.

— А вы не покажете мне дом, где были убиты Шилкины? — обратился Андрей к Татьяне после того, как обсудил с адвокатом юридические тонкости и отобрал нужные документы. — Я хотел бы сфотографировать его. Это может пригодиться для статьи.

— Конечно, — ответила она. — Мне как раз пора домой. Поедем на пятьдесят пятом.

— Я бы хотел проехать на том же самом автобусе, на котором они ехали в тот день.

— Это и есть — тот самый.

— Хорошо.

— А вы хотите посмотреть фотографию мужа? — Она вдруг встрепенулась. — Я специально принесла. Я же не знала, что вы его видели.

— Покажите, — заинтересованно сказал Андрей.

— Вот смотрите. — Она достала из старенькой сумочки цветную карточку. — Разве такой человек может быть убийцей?

Ветров посмотрел на фото и обомлел.

Даже не обомлел, это слишком мягко сказано. Он был в шоке! С фотографии на него смотрел совсем другой человек. Не тот затравленный исхудавший зверь с застывшей мукой во взоре. А довольный жизнью мужичок. Весь такой расплывшийся за накрытым столом. Позади на стенке висел ковер. Перед ним стояла початая бутылка шампанского, которая, судя по осоловевшим глазкам и плавающей улыбке, была далеко не первой.