Проскользнув мимо фасовочного робота мы оказались в торговом зале. Посетителей было много, а прикид наш вполне соответствовал погоде – по случаю хмурого утра многие были одеты в куртки, плащи и легкие вибропеновые дождевики. Так что затеряться в толпе не составило никакого труда.

– Двигай, двигай, – шепнул мне Дан, чуть потянув за локоть.

Через пару минут, спустившись по мерцающей фиолетовой ленте трансполя, мы пересекли вестибюль и очутились на улице. Местами через рваные тучи уже пробивалось солнце, да и вообще вид у города был весенний, праздничный. Надо отдать Сан-Петербургу должное – весной и летом я чувствовал себя тут получше, чем в Москове. Хотя это на любителя, надо полагать.

Дан активировал коммуникатор и сверился с адресом.

– Трущобы, понятное дело, – сказал он. – Знаешь композитки на Малом проспекте?

– Ну. На перекрестке с шестнадцатой линией, что ли? – удивился я. – К ним же подходить страшно, того и гляди рухнут.

– Тебе по возвращении с каторги светило бы жилье не лучше, – не приминул поддеть меня напарник. – А сейчас, как барин, в отдельных покоях.

– Рад служить Институту Прикладной Экзофизики! – отчеканил я.

Дан оценил отпор, и мы зашагали по улице в сторону Малого проспекта. Район был старым. И хотя большинство зданий возвели из серебристого или дымчатого вакуум-поля, попадались и композитки. Некоторые, совсем новые здания намеренно спроектировали в стиле «ретро» – на восемьдесят процентов они состояли из вакуум-поля, но имели элементы – крыши, портики или другие детали из пористого композита. Таким был и торговый центр, который мы недавно покинули – новый, но старательно вписанный в живописную старину закоулков Васильевского острова. И совсем уж мило смотрелись столетней давности эстакады магнитного монорельса над головой, по которым время от времени проносились, гудя изношенными турбинами, легендарные питерские двухвагонки.

– Почему бы тут все не снести на хрен? – вздохнул Дан. – И не выстроить все заново, с современными коммуникациями?

– А мне нравится, – честно ответил я. – Москов так осовременился, что смотреть противно. А тут… Ощущается дыхание старины. Разве плохо? И влияние стихий. Ветер с Залива. Когда-то он раздувал паруса петровских шхун, между прочим.

– Романтики вы, флотские… Неисправимые.

Для меня это прозвучало скорее комплиментом. Хотя иногда доходило до неприятного. Например, улицы далеко не везде были мощены карбоновыми плитами с молекулярными швами – даже Малый проспект начался с древнего, порядком раздолбанного пресслитового покрытия. По разрыхлевшим обочинам текла вода, заставляя Дана морщиться и время от времени подтягивать штанины, переходя через улицу. На перекрестке с Шестнадцатой линией начался нормальный карбон, но нам это жизнь не облегчило – все равно пришлось свернуть в еще большее запустение квартала просевших от времени композитовых «одуванчиков».

Тут покрытие местами было и вовсе пенотоновое, растрескавшееся, местами с дырами до самого грунта. Грунта, правда, видно не было – ямы заливала вода недавно прошедшего ливня. В этих зеркальцах отражались плывущие по небу тучи и кубышки «одуванчиков» со спрятанными внутри антигравитационными противовесами.

– Район Малый Засранный, – прокомментировал Дан с нескрываемой брезгливостью. – Основан в…

– Что ты, как маленький? – остановил я его. – Куда дальше?

В этом квартале не обнаружилось ни одного голографического схем-указателя, что нетрудно было предположить. И полевые стрит-маркеры тоже сохранились далеко не на каждом здании. Нужный, двенадцатый дом мы нашли скорее интуитивно, поскольку он должен был находиться где-то между обозначенным десятым и обозначенным четырнадцатым. Машины под домом стояли, как с выставки ретро-глайдеров, только выглядели не так красиво. Я даже заметил «Гепард-М12» выпуска тридцатилетней давности. Умеют же русские поддерживать технику в работоспособном состоянии! Старье, конечно, но дизайн тех лет мне определенно нравился.

Народу на улице почти не было, только шаркала ногами по тротуару старушка с пакетами из торгового центра и мужик лет сорока пяти ковырялся в кормовом отсеке видавшего виды «БМВ-Хром-А2».

– В лицо узнаешь этого Чеботарева? – спросил Дан.

– Не так много времени прошло, – ответил я без особой уверенности. – Но хрен знает, как может попортить внешность пребывание на каторге. Есть свежий снимок?

– Из комиссии по освобождению, – кивнул напарник и показал на мониторе коммуникатора изображение.

Да уж… Встретил бы я Жесткого в таком виде, вряд ли узнал бы – щеки ввалились, от былого богатырского телосложения мало что осталось. Даже если бы его не посадили без права возвращения в Имперский винд-флот, он бы все равно не смог вернуться. Ни одну медкомиссию не прошел бы. Это уж как выпить дать.

Я вспомнил, как рвался на каторгу и пререкался с Дворжеком… По крайней мере в Институте мне не дадут так опуститься. Жаль парня… По глазам видно – сломали. И так мне тоскливо на душе стало – спасу нет.

– Чего скис? – глянул на меня Дан. – Увидел один из вариантов своего будущего?

– Типа того, – признался я.

Мы направились к арке, ведущей в лифтовую зону. Домовой вычислитель у входа не подавал признаков жизни – то ли от старости ушел в небытие, то ли с тяжелой руки хулиганов. А то и с ноги, судя по трещинам на мониторе. Возникшее хреновое чувство меня не покидало. И это было странно – не над чем мне так долго было грузиться.

– Постой-ка! – придержал я Дана за локоть.

– Что такое? – удивился он. – Черная кошка дорогу перебежала?

– Погоди, – сказал я, украдкой озираясь по сторонам.

– Интуиция? – уже серьезнее поинтересовался напарник.

Я не менее серьезно кивнул. Хотя сам до конца еще не был уверен, что это чутье винд-трупера подает сигнал, а не остаточные дурные мысли после взгляда на снимок опустившегося Жесткого.

В округе никакой опасности я не заметил. Так же копался в моторе глайдера незнакомый мужичок, так же шаркала, порядком уже удалившись, старушка по тротуару. И тут же понял, от чего напряглись мои нервы – в арку, куда лежал наш путь, уходили мокрые следы семи человек. Свежие. Обширную лужу было не обойти, вот они через нее и поперлись.

Казалось бы, что с того? Живут в доме люди, ходят… Но я уже понял, какая деталь насторожила меня больше всего – отпечатавшиеся протекторы не могли принадлежать ни местному бичу, ни старушке, ни обладателю старенького «Рено». На растрескавшемся пенотоне отпечатались следы модных протекторов, какими снабжена современная, совсем не дешевая спортивная обувь. Причем такая обувь была у всех семерых.

Подумав секунду, я решил озвучить возникшие опасения.

– Стоп! – немедленно приказал Дан. – Отходим.

– Какого черта? – глянул я на него.

– Такого, что мне велено охранять тебя.