Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Амар подошел к стене и поднес поближе лампаду. На грубом белом камне темнел стилизованный силуэт рыбы со вписанными в него буквами. В мерцающем переливчатом свете лампады казалось, что рыба шевелится и плывет, лениво перебирая хвостом.
— Что за знак? — спросил Юлхуш.
— Наверное, он защищал рабочих от злых духов, — предположил Меша.
— Защищал, — кивнул задумчиво Тит. — Только не рабочих. К тому моменту как здесь нарисовали этот знак, каменоломня, скорее всего, уже была давно заброшена.
— Откуда знаешь? — спросил Трофим.
— Те, кто рисовал такие, прятались от людей. Эта рыба — знак первых христиан.
— А зачем им было прятаться? — спросил Меша. — Кто же мог посметь обидеть христиан в Романии?
— Могли… — пробурчал Амар. — Сами христиане и могли. Одни других. Нам, муголам, откуда люди слово о Христе принесли? Из Романии. Не по своей воле они отсюда бежали. Истребляли их тут. Были великие гонения.
— У нас на Руси старую веру отчичей и дедичей тоже теперь не жалуют, — вмешался Меша. — Я потому и пришел служить под руку ромейского василевса, что дедовскую веру чту. А василевсу все равно, какой веры воин, пока тот держит за него меч… Мы с христианами верим в разное, вот они и гнобят нас на Руси. А за что христиане христиан истребляли? Одной веры человеки.
— Когда это кому мешало? — хмыкнул один из этериотов. — Не зря говорят — из трех воинов двое в каганы метят. Небось, главенство делили.
— Всякое было, — сказал Тит. — И власть делили, и в вере сойтись не могли. Вера одна, а верят по-разному. Вот и спорили, одна сущность у Бога или несколько? У сына Его тело земное было, или только людям казалось? Как будто Бог им об этом рассказывал…
— Ну, Тит. По краю ходишь… — буркнул Трофим.
— Да ладно. — Отмахнулся Тит. — А вообще, кто эту рыбу нарисовал, скорее не от братьев во Христе прятался. В Романии ведь тоже старая вера была, и она первых христиан неласково встречала. Вот те и прятались, пока сил не набрались.
— А почему рыба? — спросил Меша. — У вас же, христиан, главный знак — столб с перекладиной, где сын вашего Бога распнут.
— То теперь. — Потер нос Тит. — А первые христиане, чтоб себя отличать, рыбу рисовали. Это в память о том, как Иисус повел за собой рыбаков, сказав «пойдемте, я сделаю вас ловцами человеков». Рыба символ того, что людей нужно уловить к Божьей правде.
— Ну да, к правде! — Снова фыркнул Меша. — Вот вылезем отсюда, я тебе одну историю расскажу…
Амар еще раз обвел комнату лампадой и вернулся назад к перекрестку. Людской хвост полз за ним. Ругнулся какой-то из этериотов — другой, не имевший факела, наступил ему сапогом на ногу.
— Ну чего? — спросил Трофим. — Поблукатим глубже?
— Нет, — сказал Амар. — Пошли обратно.
Они выбрались из пещеры и двинулись обратно к лагерю, где костер уже почти догорел. Люди однако еще не спали, лежали рядом с углищами вповалку, разглядывая, как переливается алый цвет, и негромко разговаривали. Хунбиш ласково пожелал Амару приятной ночи и с кряхтением поковылял к своему костру, где слуга уже раскинул ему небольшой шатер.
— Ну что, нашли сокровища? — поинтересовался Фока.
— Нашли и уже поделили, — задорно ответил Тит, приземляясь возле спящего Улеба.
Этериоты у соседних костров, услышав слово «сокровище», навострились, но поняв, в чем дело, снова отвалились на землю. У соседнего костра затянули на несколько голосов с подхватом.
Не пора ль нам братцы на работу?
Зададим себе заботушку-заботу.
В рощу пойдем, деревца найдем.
Снимем кору, сладим по веслу.
Сядем по местам, каждый знает сам.
И по реке пойдем налегке.
Только вдруг, остановим струг.
Послухать нужна, не плачет ли жена?
Коли плачет молода, вернемся тогда!
Назад воротимся, ласково простимся.
Прощевай молода, да не на-до-лга.
На един часок, на круглый годок!
Меня ждать-жди, любовь береги.
Назад приду, даров принесу.
Колец золотых, шелков непростых.
Для тебя, не печаль, ничего не жаль.
Да пуще, жена, мне воля нужна!
Э-эх!!!
— Эй, Меша, — окликнул уже отходящего к своему костру этериота Трофим. — Чего рассказать-то хотел?
— А… — Меша вернулся, подстелил походный плащ и легко присел возле костра. — Вот чего расскажу. — Он оглядел Тита, Трофима и степняков. — Мы, этериоты, в столице особняком живем. Казармы наши при дворце, случайные люди к нам не попадают. А повадился к нам приставать один христов слуга. Он нас на страже уловлял в доступных местах, ну и когда в город развлечься выходили. В городе, понятное дело, священнику ловить у нас нечего. Кому сдался его бубнеж, когда к девке идешь… Покажешь ему кулак — он и отстанет. А вот когда стоишь на окраинных постах и со скуки хоть помирай, так бывало его появлению даже радовались. Все какое-то развлечение. Встанет он где-нибудь рядом с нами, под стеной, и давай рассказывать! Про то, как ваш Бог мир сотворял… Как первые люди нехороший плод сожрали без спросу… Ну и про Иисуса, который Божий сын. Как он ходил, делал всякие чудеса, людям поучительные байки рассказывал. Как потом его к кресту приколотили, а он врагов обманул — помер, а потом вышло, что и не помер. Хорошо рассказывал — я аж, бывало, заслушивался. Один раз так заслушался, что появление сотника с обходом прозевал. Мне на следующую выплату жалование так обмельчили, что я себя снова щенком-сеголетком почувствовал. Лидул, как до него дошло, сказал: зачем тебе деньги, раз тебе нравится получать плату историями? Оно верно, конечно, нечего в карауле ушами хлопать. Мало ли кто мог на стену заскочить, пока меня говорун отвлекал…
Буза была большая, и Лидул же мне потом рассказал, что этого священника-баюна вроде как сам константинопольский патриарх присылал. Казалось ему — не дело, что всехристианского владыку нехристи охраняют, а василевс согласия, чтобы тот в наших казармах свои байки говорил, не дал. Был Лидул при их разговоре, и василевс так сказал: кто из этериотов христианин, сам к тебе в храм придет, владыко. А который в своей вере, так для дела державного так даже лучше… Почему так для василевса лучше, я со слов Лидула-то не понял, но что он нашу веру уважает и не неволит, это нам всем по нраву. Ну как бы то ни было, исчез священник-баюн, не ходил больше. Но кое-что из его историй я крепко запомнил, у меня память хорошая.
Время прошло. А потом повел нас василевс в дальние пределы державы мугольский набег отражать. Мы рады. Воин в мирное время ждет похода, а в походе ждет добычи. Пошли стряхнуть жирок… Когда войско из города выходило, патриарх души ваших воинов в поход налаживал. Василевса благословил, ополчение ваше, ну и нас до кучи, когда мы мимо проходили. У патриарха помощников много, все поют, знаками машут. Я-то мимо проходил, на патриарха смотрю. Странно, думаю, Иисус Божий сын бедность проповедовал, а на этом его слуге золота больше, чем в ином дворце. Вот бы, думаю, снять с него воротник, да те цветные камни ножом сколупнуть… — Меша мечтательно вздохнул. — В общем, благословил нас всех патриарх. А для того, чтоб его благословение со временем не ослабело, отправил с войском отряд попов — подновлять. Некоторые из них, кстати, потом оказались сведущи в лечении хвороб и ран — то большая польза.