когда они проснутся. Теперь у нас с тобой есть время. Никто не будет вмешиваться. Мы сможем спокойно во всем разобраться и принять взвешенное решение. Я очень надеюсь, что ты тоже повзрослела. Что я найду тебя в этой квартире. Хорошо?

Горло перехватывает, так что говорить не могу. Но я киваю, хотя и сомневаюсь, что я выросла.

Особенно, когда его телефон снова звонит и он вновь отвечает:

— Да, мам? Еду я, еду, — он прерывает разговор с ней слишком быстро.

— Вот ключи от квартиры. Я больше не буду запирать дверь. Потому что хочу тебе верить.

Он кладет ключи на кухонный стол. Они звякают. А Борис уходит. Слышу хлопок двери и только спустя пять минут иду проверять, закрылась ли входная дверь. Потом возвращаюсь на кухню и не плачу, вою, как раненное животное, вцепившись зубами в кухонное полотенце. Не знаю, почему так обидно. Умом я все понимаю. Это его родители. У них в семье большое горе. И я не имею никакого права вмешиваться. Да и если глубоко копнуть в себя, не желаю я Бориному отцу такой страшной болезни и невыносимых страданий. Когда человек так мучается, радоваться этому нельзя. Но свою боль простить родителям Бори не могу. Тем более, что они о прощении не просили.

Глава 40

Борис

Устроившись за рулем, делаю несколько глубоких вдохов и выдохов. А через секунду ударяю по рулю. Как и следовало ожидать, после звонка матери Алиска взбесилась. Неприятно царапало, что она ненавидит моих родителей. И причина у нее была для этого. Веская. Но все равно… Было горько. Сложная ситуация. И мы в ней — как рыба без воды. Только вот я не собираюсь терять свою семью еще раз. Нужно как-то достучаться до Алисы, чтобы она поняла, что я не предаю ее. Просто иначе сейчас нельзя поступить. Она же добрая девчонка. Во всяком случае раньше такой была.

Мать меня ждет практически на пороге.

— Я думала, ты не приедешь, — облегченно выдыхает, целуя меня в щеку.

— Я же обещал, что приеду. Только остановиться у вас не смогу. Прости, — вижу, как на нее лице отражается непонимание и обида.

Мы заходим в гостиную.

— Но почему? Сынок, прошло уже несколько лет. Да, мы с отцом были неправы. Я это признаю. Сколько еще ты будешь наказывать? И теперь для этого неподходящее время, ты ведь и сам это понимаешь…

И здесь меня тоже встречают с претензиями. Хотя тут они не совсем обоснованные.

— Алиса вернулась, — сообщаю сразу.

Так будет правильно. Ходить кругами незачем.

На лице все тоже непонимание. И тревога.

— Сынок, но ведь прошло столько лет. И после случившегося вряд ли она хочет с тобой общаться…

Ничего не поменялось. С чего я решил, что мне пойдут навстречу?

— Она родила, мам. Моих детей. У меня двое четырехлетних сыновей. Я их сегодня видел.

— Аааа, — растерянно тянет близкий мне человек, — Но Дима же говорил, что она сделала аборт… Как же это? Они точно твои?

— Отец солгал. И мне, и тебе, — что-то я не вижу радости по поводу наличия внуков.

Она отворачивается, идет к окну, стоит там несколько минут, потом разворачивается и возвращается ко мне.

— И что теперь, Борь? Ты же сам не хотел этого бремени… Девушка на что-то претендует? Требует, чтобы ты признал ее детей?

Неужели все начнется снова? Разговоры про "правильную" жену, про "правильных" детей? Только я уже не девятнадцатилетний сопляк, который зависит от них финансово.

— Детей я признаю сам. Потому что они — мои, — как бы еще Алиска в позу не встала, — Это — во-первых. Дальше, я очень прошу тебя не вмешиваться. И отцу это же передай. Не надо. Вы итак наворотили дел.

— Ты жениться на ней собрался? — делает верный вывод, и едва не прикрывает рот рукой от возмущения, — Сынок, в твоем возрасте парни по клубам ходят и девчонок меняют. Какая женитьба?

Вижу, как хочется матери добавить: "Еще и на ней?!"

— Мам, я сам решу. Когда, на ком и зачем.

Она поджимает губы, стараясь удержать слова неодобрения. Про мальчишек не спросила ничего. Ей неинтересно вовсе? Да как так? Потому что они не от племенной кобылы, которую они мне выбирали?

Я на мой взгляд сделал сегодня достаточно, чтобы быть хорошим сыном. Послушным псом я становиться не обещал. все происходящее начинает жутко раздражать. Не понимаю, почему родители решили, что я дам им возможность решить за меня, какой будет моя жизнь.

— В компанию поеду завтра. Дела на тебя не брошу, не переживай. Но и вздохи, охи и ахи ты оставишь при себе. У тебя все в порядке. Жаль, что отец болеет. Но у меня своя жизнь. Чем раньше ты это поймешь, тем нас всем будет проще. Мне пора. Меня ждут.

Сухо. Черство. Не очень правильно. Но она сама виновата. Ей не хочется увидеть моих сыновей? Странно это. Какая разница, кто их мать, если они — мои дети?

Вопросы, вопросы. И непонимание. Так быть не должно. Но есть.

Телефонный звонок вырывает меня из размышлений, когда я сижу в своем автомобиле.

— В Москве? Чего не звонишь? — Артем не заморачивается над вежливым приветствием.

— А ты, что, скучал по мне, зайчик? — не остаюсь я в долгу.

— Не особенно, — раздается его ответ, — Но пообедать можем вместе.

— Ты что — тоже в Москве? — удивляюсь я, — А как же Австралия?

— Ну, ее к черту, — выдыхает Холодов раздраженно, — Тебя ждать?

Поесть было бы неплохо. Тем более, что везде меня сегодня кормили только попреками. Да увидеть старого друга хочется. Как услышать его мнение о ситуации.

— Жди. Где ты? — он называет место. Я прикидываю время на дорогу. Вполне могу себе позволить. Как раз Алиса перебесится хоть немного.

Артема я заприметил сразу, едва зашел в ресторан. Он по-прежнему приковывает к себе внимание. Костюм, белая рубашка, галстук, дорогущие часы на руке плюс внешность. На него посматривают с интересом. Он же не обращает внимания на других.

— Привет, — сажусь на стул напротив.

— Привет. Слышал про твоего отца. Все сильно хреново? — в этом он весь. Никаких переходов. Все напрямик.

— Хреново. Но операцию делать согласились. Может, есть шанс. Только не у нас.

— И к лучшему, что не у нас. Медицина в России хромает. А чего странный такой?

— Алиса вернулась.

Отрывается от кофе. Молчит.

— Давай заказ сделаем. Я тебя ждал.

После того, как официант отходит от столика, спрашивает:

— И что теперь, Борь? Лет-то сколько прошло?