– Моя кобыла воображает себя скакуном. Еще мгновение, и она бы убежала! У меня идея: на следующей неделе я возьму с собой жену; пока буду у клиента, она сможет держать поводья и читать книжку, да и прогулка пойдет ей на пользу. До скорого, мистер Уитбред. Я должен идти, иначе лошадь разнесет коляску вдребезги.

Лора так и не узнала, разнесла ли кобыла коляску вдребезги, опрокинулся ли экипаж супружеского счастья молодой пары или устоял; но она до сих пор воочию видит раскрасневшееся, искаженное негодованием лицо молодого мужа под белым канотье с черными завязками, продернутыми в петлицу согласно последней моде, и бледного, седого, серьезного дядю Тома, который смотрит на него сквозь очки и говорит:

– Поразмыслите об этом, поразмыслите, мой мальчик.

XII

Кэндлфорд-Грин

Во время одного из посещений Кэндлфорда Лора нашла себе друга, влияние которого определило весь внешний ход ее жизни.

Старинная приятельница ее матери по имени Доркас Лэйн управляла почтовым отделением в Кэндлфорд-Грине и однажды, узнав, что Лора сейчас совсем близко, пригласила девочку и ее кузин на чай. Согласилась пойти только Молли; остальные заявили, будто для прогулок слишком жарко, мисс Лэйн старомодна, а в Кэндлфорд-Грине не с кем перемолвиться словечком и не на что посмотреть. Поэтому Лора, Эдмунд и Молли отправились туда втроем.

Кэндлфорд-Грин в то время был отдельным селом. Через несколько лет он слился с Кэндлфордом. К нему уже тянулись ряды загородных вилл; но пока ни луг[25] с раскидистым дубом, окруженным белыми скамьями, ни крытый колодец с ведром на цепи, ни церковный шпиль, возвышавшийся над деревьями, ни скопления старинных коттеджей не были затронуты переменами.

Мисс Лэйн жила в длинном, низком, белом доме, в одном конце которого размещалась почта, а в другом кузница. На лужке перед дверью стояла круглая железная платформа с отверстием посередине, с помощью которой на колеса фургонов и телег надевали шины, поскольку хозяйка была не только кузнецом и почтмейстером, но и колесным мастером. Сама мисс Лэйн в кузнице не работала; она щеголяла в шелковых платьях, более ярких, чем обычно носили женщины ее возраста, и у нее были маленькие белые ручки, которые она редко пачкала. Мисс Лэйн была мозгом предприятия.

Поездка к кузине Доркас, как детям велели называть мисс Лэйн, была для Лоры и Эдмунда волнующим событием, ведь они надеялись, что им покажут ее знаменитый телеграфный прибор. О нем говорили дома, когда родители узнали, что его установили на почте, и мама, которой доводилось видеть подобное устройство, описала его: оно походило на циферблат, но с буквами вместо цифр, «а когда поворачиваешь рукоятку, стрелка вращается, и можно составлять по буквам слова, которые передаются на стрелку циферблата в том почтовом отделении, куда адресовано сообщение, а там его просто запишут, вложат в конверт и вручат получателю».

– И тогда получатель узнает, что у него кто-то умер, – вставил Эдмунд.

– После того, как заплатит три шиллинга шесть пенсов, – добавил отец – с некоторой горечью, потому что в Ларк-Райзе поднималось возмущение против необходимости платить за доставку телеграммы столь гигантскую сумму. На конверте писали: «За наем человека и лошади 3 ш. 6 п.», и нужно было сразу найти и заплатить данную сумму, чтобы человек на лошади отдал телеграмму. Однако примерно в то же время трактирщик, которому надоело всякий раз, когда приходила весть о «скоропостижно скончавшемся» или «мирно отошедшем сегодня утром» дедушке, брате или кузене кого-нибудь из селян, одалживать по три шиллинга шесть пенсов без особой надежды когда-либо получить их обратно, совместно с несколькими соседями, в том числе отцом Лоры и Эдмунда, составил официальный и тщательно продуманный протест, адресованный главному почтмейстеру, в результате чего приехали люди с длинными мерными цепями, чтобы точно измерить расстояние от Ларк-Райза до почтового отделения в ближайшем городке. Выяснилось, что оно на несколько футов меньше, а не больше трех миль, свыше которых доставка телеграмм должна была оплачиваться! Эту довольно любопытную маленькую историю Лора поведала кузине Доркас.

– Подумать только, скольким беднягам пришлось заплатить такие деньги! Это же плата за целых полтора дня тяжелого труда, – таков был комментарий мисс Лэйн, и в тоне ее было нечто, заставившее девочку почувствовать, что, хотя ее кузины и называли мисс Лэйн чудачкой, подобная чудаковатость ей, Лоре, по душе.

Наружность мисс Лэйн Лоре тоже понравилась. Это была маленькая женщина лет пятидесяти, чем-то напоминавшая птицу, в шелковом сине-зеленом, как оперение зимородка, платье, с блестящими черными глазами, чуть длинноватым носом и черными косами, уложенными короной на макушке.

Знаменитый телеграфный прибор стоял в гостиной на маленьком столике у окна. При доме имелась небольшая типовая контора, где велась обычная почтовая деятельность, но телеграф был устройством слишком секретным и священным, чтобы выставлять его там напоказ. Когда прибор не использовался, наборный диск с латунными кругляшами напротив каждой буквы алфавита хранился под бархатным, собственного изобретения мисс Лэйн чехлом, напоминавшим чехол на чайник. Она сняла его, чтобы продемонстрировать детям аппарат, и даже позволила Лоре составить свое имя, нажимая латунные кругляши (но, разумеется, не поворачивая рукоятку, иначе, по словам кузины Доркас, на почтамте долго гадали бы, что происходит в Кэндлфорд-Грине).

Эдмунд предпочел телеграфной станции кузницу, а Молли – сад, где служанка Зилла собирала лопающиеся от спелости сливы. Лоре все это тоже понравилось, но больше всего ее очаровала сама кузина Доркас. Она была так сообразительна и умна, что, кажется, проникала в мысли собеседника прежде, чем он произносил хоть слово. Она показала Лоре весь свой дом, от чердака до подвала, и что это был за дом! Когда-то в нем жили родители мисс Лэйн и ее бабушка с дедушкой, и она находила удовольствие в том, чтобы сохранять все старое фамильное имущество в том виде, в каком она его унаследовала. Другие люди могли бы выбросить солидную старинную мебель и заменить ее гарнитуром с плюшевой обивкой, разными безделушками, расписными табуреточками и японскими веерами; но у Доркас хватило и вкуса, чтобы предпочесть им старый добрый дуб, красное дерево и латунь, и силы духа, чтобы отважиться прослыть старомодной. Так что напольные часы на кухне по-прежнему отбивали время, как и в день битвы при Ватерлоо. Огромный, тяжелый дубовый стол, во главе которого мисс Лэйн нареза́ла мясо для работников и служанки, сидевших на высоких и низких стульях, в зависимости от ранга, был еще старше. По легенде, его сделал прямо в кухне тогдашний деревенский плотник: стол был слишком велик, чтобы его можно было вытащить оттуда, не разобрав на части. В спальнях