Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой ещё адвокат? — опешив, Надежда Ивановна опускает руку. Растерянная отходит в сторону.
— Заграничный! — выплеснув, словно ругательство, Катя толкает меня в спину. — Пошли. Весь праздник Нике испоганили, паршивцы. Пора что-то с этим делать. Одного в угол, второму выговор!
* * *
В полицейский участок захожу впервые. Атмосфера здесь до жути неприятная. По коже расползается холодок. Кажется, что серо-жёлтые стены с плохим естественным освещением будто сближаются и давят со всех сторон. Становится душно. Тяжёлый воздух не облегчает положения. Вокруг незнакомые угрюмые лица. Особенно те, что находятся по ту сторону решёток.
Подходим к окошку дежурной части. В комнате трое полицейских. Двое из которых работают за компами. Третий с плотным телосложением и пухлыми щеками фокусирует на нас с тётей изучающий взгляд.
— Здравствуйте, — произношу с волнением в голосе. Руки дрожат. Нервы завязываются в узлы. Напряжение чувствуется в каждой клеточке тела.
— День добрый, — отвечает дежурный.
— Товарищ начальник, — заметив моё нестабильное состояние, тётка продолжает вместо меня, — нам бы мужиков наших забрать. Один из них иностранец. Подрались парни. Где-то тут у вас прохлаждаются.
— Фамилии назовите.
— Сантуш и Тарасов, — поспешно произношу, замечая, как дёргаются у полицейского губы в улыбке.
— Отпустить задержанных до полного выяснения обстоятельств не могу.
— Как это не можете? — недоумеваю я. — Давайте под залог вы их отпустите? Не магазин же грабили. Повздорили. С кем не бывает?
— Ничего себе повздорили? — хмыкает дежурный. — Полрайона на уши поставили. У одного рассечение брови, кровище хлещет. У второго костяшки разбиты. Устроили мне бои без правил! Недобоксеры хреновы.
Стоит мне представить лицо Итана, так сразу кровь в жилах стынет и сердце холодеет в груди.
Пошатнувшись, прислоняюсь лбом к холодному стеклу.
— Гражданин начальник, что ж вы так девушку пугаете? — не отступает тётя Катя. — Заштопаем. Вы, главное, отдайте. Обоих. Сделаем выговор. Проведём разъяснительную беседу. Больше нарушать порядок не будут.
— Так это не от меня зависит, гражданочка. От иностранца. Заяву он накатал.
— Какую ещё заяву? — лепечу, пялясь на то, как дежурный потирает мочку уха, бросая косые взгляды на коллег.
— Заявление о причинении побоев с просьбой о возбуждении уголовного дела в отношении гражданина Тарасова Арсения Викторовича.
— Что? — нервно сглатываю, не веря тому, что Итан мог пойти на такую подлость. — Можно мне переговорить с иностранцем? С глазу на глаз. Пожалуйста! Это какое-то недоразумение. Отпустите Тарасова. Я оплачу штраф.
— Не можем. Если только господин Сантуш заберёт своё заявление. Но в таком случае за него тоже придётся внести залог. За освобождение обвиняемого в хулиганстве, разумеется. А ещё за распитие алкогольных напитков в неположенном месте.
Твою мать…
— Он заберёт это чёртово заявление, — выдыхаю я, пытаясь не думать, как буду его убивать. — Я вам гарантирую, что заберёт. Сразу же после нашего разговора.
— Вы так в этом уверены? — полицейский скептически вскидывает бровь.
— Более чем, — чеканю, черпая откуда-то силы.
— Ладно. Я проведу вас к ним. Только давайте, побыстрее заканчивайте этот балаган. Если не выйдет договориться, я арестую их на пятнадцать суток, и пойдут эти хреновы господа бизнесмены улицы подметать. Оба. А товарищу Сантушу особую метлу выдам. Все герои Джоан Роулинг без исключения обзавидуются.
* * *
Я бы и сама ему такую метлу выдала, если бы знала, где взять!
Сворачиваем за угол к отдельной камере. Арс курит. Прислонившись затылком к стене, сверлит потолок отрешённым взглядом. Итан, сидя на скамье, с серьёзным видом что-то печатает на сотовом.
Неужели работает, чертов трудоголик? В обезьяннике? Ну не сумасшедший?
Рядом с ним стоит начатая бутылка водки. Тарелка с закусью. Банка консервированных огурцов. Кола и два пластиковых стаканчика. Обычный классический набор «Собутыльники всех стран объединяйтесь». Камера, судя по всему, теперь будет называться «Европейская солидарность».
От этой картины мои брови ползут вверх. Вот же ж, дипломаты хреновы! Устроили эпичный уикенд у полицейских за пазухой. А я, как дура, схожу с ума?
Интересно, Надежда Ивановна в курсе? Или её к ним не пустили? Она бы точно с инфарктом слегла.
Какого лешего здесь вообще происходит???
Если бы знала, что эти двое прохлаждаются в КПЗ с бутылкой водки, ушла бы с дочерью гулять.
Боже мой, какой-то сумасшедший день!
— Это у вас камера «люкс»? Для таких вот залётных иностранцев? — опешившим взглядом провожу по всем присутствующим в этом углу. — Банку с огурцами, видимо, Карлсон притащил…
— Кхм… Кхм… — следует недовольная реакция полицейского на мой выпад.
Наверное он и есть этот самый добрый Карлсон. Пухлый, щекастый, с сияющими как звезды глазами, правда уже не малыш. Стопудово «премию» от Святого получил. Иначе как объяснить это непотребство?
— Царевна? — услышав мой голос, Итан отрывается от занятия. Вскидывает на меня пронзительный взгляд. Затем скользит им поверх моего плеча. На лице появляется краткая скептическая ухмылка. — Кэт? Какими судьбами?
— А ты ждал кого-то другого? — чеканит тётя Катя.
Я же фокусируюсь на Арсе. Наши глаза встречаются. Он смотрит на меня с немым укором. Будто транслирует: «Уйди. Не трави мне душу, Аня…»
От его взгляда моё сердце в комок сжимается. Хочется разреветься из-за того, как всё нелепо у нас с ним сложилось. Не передать словами, как мне его жаль. Душа трижды наизнанку выворачивается. Это разрушительное чувство изводит меня изнутри.
«Прости…» — транслирую ему в ответ, зная, что уже ничего не выйдет. Нужно с этим кончать. И чем раньше мы отпустим друг друга, тем будет лучше для всех.
— Фею-крестную, — бурчит Святой, выдёргивая меня из ступора. — Вот, кажется, прилетела… Присоединитесь? Выпьем за мою дочь — Доминику Святославовну. О которой я ни сном ни духом… Просто не был удостоен чести знать. И если бы не счастливая случайность, наверное моя дочка называла бы отцом совершенно чужого человека. Да, Эн? Ты же решила за нас троих. Допустила очередную глупость!
Проморгавшись от выступивших слёз, устремляю на Итана колючий взгляд, но как только замечаю алый мазок крови над правой бровью, меня