Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знакомо?
Тогда вы счастливы.
Потому что настоящая жизнь состоит не из улыбок, касаний и ночного трепета, нет! Настоящая жизнь состоит из звонка в третьем часу ночи, из вкуса собственной крови и хриплого хохота хахаля! И бутылки, водки из горла, бутылки затаившейся за толстым энциклопедическим словарем Флорентия Федоровича Павленкова, мать его!
Знакомо?
Ладно, проехали.
Пока страдал и стенал, Михась и Алик спустились по ступенькам в подвальчик, прошли в загородку и молча уселись за столик в углу. И только наткнувшись взглядом на улыбку Фатимы, дерзкую и понимающую, Михась нашел в себе силы кивнуть, как всегда, две кружки «Невского светлого» с фисташками, дескать, и опустил голову к скатерти не в силах откликнуться, отдариться, отозваться на эту улыбку, занесенную в Москву какими-то шальными ветрами с дагестанских гор, где делают хороший коньяк, куют хорошие кинжалы и изредка попадаются такие вот красавицы.
А впрочем, такие красавицы везде попадаются лишь изредка.
Долгов вышел из железной калитки навстречу солнцу. Да, ворота его мебельной фабрики были расположены так, что на закате солнца стоило выйти на дорогу – и человек сразу оказывался просто ослепленным прямыми солнечными лучами. Долгов постоял несколько секунд с закрытыми глазами и широкой улыбкой и, только пообвыкнув на слепящем свете, смог наконец увидеть людей, собравшихся на небольшой площадке – кто-то приехал за другом, родственником, кто-то хотел переброситься словцом с директором, кто-то без ясной цели остановился поболтать со знакомыми мужичками.
Все было как обычно.
Потолкавшись на площадке несколько минут, махнув всем на прощание рукой, Долгов зашагал к своему дому. И не заметил, да и как он мог заметить, что за ним медленно двинулся неказистый «жигуленок» с водителем и двумя хмурыми седоками на заднем сиденье.
Убедившись, что Долгов, как всегда, сразу за почтой свернул на тропинку, которая вела к проспекту Революции, «жигуленок» поехал дальше, возле платформы повернул направо и направо и двинулся к перекрестку, на который должен был выйти Долгов. И естественно, он вышел на этот перекресток, а когда поравнялся с «жигуленком», неожиданно распахнулась задняя дверь, и из нее вышел парень. Долгов просто уперся в него, поскольку свернуть было некуда – с одной стороны «жигуленок», с другой – обочина с канавой. Долгов остановился и в упор посмотрел на парня – как, дескать, понимать.
– Долгов? – спросил Михась.
– Ну, Долгов.
– Николай Петрович?
– Он самый.
– Разговор есть, Николай Петрович.
– Слушаю.
– На улице не хотелось бы... Может, в машину сядешь?
– Это что, срочно?
– Да.
– И так уж важно?
– Да.
– О чем разговор?
– О тебе, Николай Петрович.
– А о чем именно?
– О жизни и смерти.
– Чьей? – Долгов начал терять терпение.
– Твоей, Николай Петрович.
– А вы кто?
– Николай Петрович... Садись, пожалуйста. Нежелательно стоять на виду у всей Немчиновки.
Долгов подумал, склонил голову к плечу, посмотрел вдоль улицы в один конец, в другой, заглянул в машину. Видимо, ни в чем не увидев опасности, он, поколебавшись, сел на переднее сиденье рядом с водителем.
Михась, не медля, сел на заднее сиденье и с силой захлопнул дверцу.
– Поехали, Вася, – сказал он.
– Мы должны куда-то ехать? – уже с беспокойством спросил Долгов.
– Здесь шумно, – пояснил Михась, – народу много, машины... Не надо бы нам мельтешить.
– Ребята, времени у меня немного, – предупредил Долгов.
– У нас еще меньше, – ответил Алик.
Долгов обернулся, посмотрел на него, но ничего не сказал.
Машина скатилась с горки, поднялась на горку и оказалась перед большим пространством, на котором возводились дома, но какие-то разноцветные, пряничные – видимо, здесь работал один архитектор, существовал один замысел.
– Куда едем? – спросил Долгов.
– Понимаешь, Николай Петрович... Нам надо в сторонку, чтоб даже случайно нас не засекли вместе... Не должны нас вместе видеть, понимаешь?
– Что-то тайное? – нервно усмехнулся Долгов.
– Да, – коротко ответил Михась.
– И мы не могли поговорить у меня в кабинете?
– Упаси боже! – воскликнул Алик.
– Тогда, может быть, дома?
– Это еще хуже.
– Что-то вы темните, ребята, а?
– Совершенно верно, – кивнул Михась. – Темним. Мы просмотрели здесь одно местечко... Оно тебе знакомо... Там и поговорим.
«Жигуленок» тем временем проехал через поле, потом оказался у какой-то фермы, промелькнул небольшой ипподром или что-то на него похожее – по вспаханному участку чинно скакали девочки верхом на лошадях. Проехали деревню и оказались перед холмом, дорога круто шла вверх, к церкви, но Вася свернул влево, к лесочку, и остановился.
– Хорошее местечко, – напряженным голосом сказал Долгов.
– Мне тоже нравится, – сказал Михась и первым вышел из машины, прихватив с собой невзрачную клеенчатую сумку.
Пройдя метров пятьдесят в сторону первых березок, Михась сел на сухую траву и поставил рядом с собой сумку, под правую руку поставил. Поколебавшись, Долгов тоже вышел из машины, осмотрелся. Вокруг не было ни души. Видимо, дорога эта вела в какую-то воинскую часть, расположенную вдали от глаз людских.
– Давай, Николай Петрович, давай, – Алик слегка подтолкнул Долгова к полянке, на которой расположился Михась.
– Что – давай? – обернулся тот.
– Вперед без страха и сомнений.
– Ребята, что происходит? – Долгов сделал шаг назад к машине, но наткнулся на водителя.
– Со мной вот что происходит, – проговорил Алик. – Ко мне мой старый друг не ходит.
– Понял, – кивнул Долгов и, уже не колеблясь, подошел к Михасю и сел рядом. Алик расположился за его спиной, водитель тоже сзади, но наискосок. – Слушаю вас, ребята, – произнес Долгов, стараясь, чтобы голос его звучал твердо и в то же время как бы дружески.
Михась помолчал, зачем-то расстегнул «молнию» на сумке, заглянул туда, сунул руку, но, пошарив и убедившись, что в сумке все в порядке, что там есть то, что он ожидал нащупать, повернулся к Долгову.
– Значит, так, Николай Петрович, – начал Михась, что-то преодолев в себе. – Ты спрашивал, кто мы такие... Отвечаю – киллеры.
– Кто?! – переспросил Долгов почти с ужасом.
– Наемные убийцы.