– Дорогу Главной царице, жизнь, здоровье, мудрость!

Кийе, мечтавшей насладиться унижением Нефертити, пришлось не только уступить путь сопернице, но и повторить эти слова, как полагалось при дворе! «Ну подожди, придет мое время!» – думала она, в бешенстве кусая пухлые губы и невольно склонив голову перед Нефертити. Кийе решила во что бы то ни стало добиться от пер-аа положения соправителя! Вот тогда, еще и родив сына, она сумеет сполна унизить гордую Нефертити!

Но пока приходилось испытывать это унижение самой. Вспомнились слова Эйе: «Эхо только повторяет произнесенное человеком. Знаешь, почему у Нефертити не было врагов? Она сама никому не была врагом». Кийе не хотела враждовать с красавицей, но очень хотела занять ее место.

Об этом же думала и сидевшая во вторых носилках То-Мери. «Эх, глупышка, где тебе тягаться с Неф! Она не только красива, но умна и добра, а еще всегда любила пер-аа… а ты его только используешь. Придет время, и пер-аа сам поймет, кто чего стоит!»

И вдруг То-Мери стало страшно – что, если поймет нескоро и Неф успеет его разлюбить?! Царица гордая, после всех унижений, которые она испытала за последнее время, после всех обид, перенесенных от супруга, вполне может охладеть к нему душой. Мысль о безумии Эхнатона То-Мери старательно гнала от себя. У фараона нет наследника, не на кого оставлять трон, а потому ему нельзя болеть или быть слабым.

А если этим наследником станет сын, рожденный Кийе?! То-Мери почувствовала, как неприятно похолодело внутри. Осторожно покосившись на царевну Меритатон, с безучастным видом сидевшую рядом, То-Мери украдкой вздохнула: вот еще беда у Нефертити, на старшую дочь все чаще находит оцепенение, тогда ее становится трудно пробудить от ступора. Эйе сказал, это та же болезнь, что и у пер-аа; что, если и дочь больна не меньше отца? Несчастная Нефертити, за что боги так карают ее?

Пока То-Мери размышляла над несправедливостью судьбы, подарившей Нефертити такое недолгое счастье и столько беды, процессия успела преодолеть половину пути. Народ, завидев носилки Главной царицы и услышав крики евнуха, почтительно падал ниц, провозглашая вслед за ним: «Жизнь, здоровье, мудрость!» Хотелось добавить еще «красота», ведь царица по-прежнему была самой красивой женщиной Кемет!

То-Мери увидела, что Нефертити принялась бросать приветствующим ее людям золотые украшения! Сначала она ужаснулась, ведь эти безделушки подарил царице пер-аа! Но почти сразу поняла, насколько права Нефертити, если супруги помирятся, то фараон подарит ей множество новых украшений лучше прежних, а если нет, то надевать эти опальной царице будет некуда. Зато жители Ахетатон надолго запомнят, как Нефертити покидала дворец!

То-Мери довольно улыбнулась – возвращение хозяйки, несомненно, будет торжественным! Или вообще не будет. Думать о втором совсем не хотелось.

Вести из главного дворца приходили одна другой хуже: фараон подарил достроенный в северной части города дворец Кийе! Фараон объявил ее своим соправителем! Услышав такое, Нефертити пробормотала: «Осталось ей только родить сына…»

В тот же вечер она потребовала себе папирус и письменный прибор и долго сидела, что-то обдумывая и выводя на листе иероглифы. То-Мери заикнулась, что можно бы позвать писца… Ответом был насмешливый взгляд хозяйки:

– Ни к чему, лучше меня учился только Аменхотеп. – Чуть помолчав, Нефертити добавила: – Но писал он хуже!

То-Мери поразило, что царица назвала мужа его прежним именем, словно оберегая память от бед последних месяцев. Неужели пишет ему?

– Кому госпожа велит отправить письмо?

Если честно, то То-Мери совсем не хотелось услышать ответ: «пер-аа», не хотелось, чтобы красавица возвращалась к фараону, тем более унижалась перед ним. Неужели просит о милости? Непохоже, Неф выглядит хотя и озабоченной, но ожившей.

– Позови ко мне Эйе. Только пусть придет тайно.

– Да, госпожа, – склонила голову То-Мери, ни вздохом не выдав своей обиды.

– Я ничего не скрываю от тебя, То-Мери. Эйе мне нужен, чтобы отправить папирус царице-матери Тийе…

– Да, госпожа!

Нефертити с трудом сдержала улыбку, заметив мелькнувшую в глазах старой служанки радость. Для нее главным было доверие царицы!

Царица Тийе ответила Нефертити, но ее совет царица выполнить была не в состоянии. Тийе твердила то же, что и в свое пребывание в Ахетатоне: соперницам надо показать, кто хозяйка, как только они вообще появятся! А если этого не сделать, то справиться будет трудно. И все равно бояться наложницы не стоит, ее нужно упрятать далеко и навсегда, едва родит ребенка. А самого ребенка забрать себе на воспитание! Тийе делала так не раз, достаточно вспомнить Семнехкаре.

И ни слова о своем недуге, Тийе понимала, что Нефертити сейчас не до нее.

Нефертити подумала, что сама Тийе много лет терпела целый гарем Аменхотепа. Как ей это удавалось? Ведь какие бы ни были у пер-аа красотки, ни одна из них на корону царицы не претендовала.

Неф ошибалась в одном: Тийе действительно терпела других жен и наложниц в гареме мужа, но с первых же минут ставила их на место! Царице и в голову бы не пришло страдать из-за очередной самки на ложе фараона, любая из них попадала туда только с ее согласия и рисковала пропасть без вести при первой попытке покуситься на место самой Тийе. Даже попыток таких не было, соперницы прекрасно понимали, что выбор у них невелик, каждая предпочитала спокойную, сытую жизнь гарема загробной жизни. Аменхотепу было наплевать, как расправляется с соперницами жена, на его ложе попадали только красивые женщины, царица разумно управляла многочисленными советниками и сама решала вопросы гарема. Ему оставалось жить в свое удовольствие.

Но Нефертити никаким гаремом не управляла и теперь могла совсем потерять супруга. Понимала ли она это? В глубине души да, но, как ребенок, надеялась на лучшее, казалось, вот-вот все станет по-прежнему, пер-аа снова будет нежным и заботливым мужем, каким был всегда. Нефертити просто пряталась от нежданной беды, как дети прячутся от страха, закрывая глаза ладошками.

Но в ней самой что-то происходило. И это что-то день за днем разъедало, разрушало любовь к Эхнатону. Шло время, и горькое успокоение навсегда отдаляло Нефертити от мужа.

Ночь окутала тьмой и тишиной улицы Ахетатона. Во дворцах и домах горели светильники, но это не делало светлей пространство между ними. Кроме того, жители столицы, как и остальной Кемет, спешили в свои постели, стоило лишь солнцу опуститься за край гор на горизонте, сказывалось воспоминание о смерти дочери фараона, казалось, что темное время суток нужно обязательно переспать, чтобы подняться с первыми лучами солнца. Теперь неохотно проводились ночные пиры, реже встречались по вечерам друзья. Ахетатон боялся ночной темноты.

Царица тоже готовилась ко сну. Девочек Тиу и рабыни уже уложили, все четверо сладко посапывали в своих постелях. Настало время ложиться и их матери…

– Я так одинока, То-Мери, – вздохнула Нефертити.