Иногда водитель услужливо кивает, хотя кивать нечему. И ни к чему. Я ведь не с ним говорю, моя аудитория – это не он. На втором этаже, прямо над нашими головами, совсем близко… Я как будто бесцельно скольжу по фасаду взглядом – «барину интересно, куда приехали» – и безошибочно распознаю знакомые лица, расплющенные о стеклопакет. Знаю, что и первое действие этого фарса, мой отъезд, ни в коем случае не могло быть пропущено. Мне не было нужды оглядываться, чтобы убедиться в этом. Даже вполоборота, чтоб подкрепить уверенность. Я и не оглянулся. А ведь как хотелось! Так страшно хотелось! Прямо до прилива гордости, что взял себя в руки, преодолел-таки секундную слабость, совладал с искушением.

За окном жадно поглощают мгновения моего триумфа. Зрителям никогда не удастся его переварить. Но и сгинуть со свету от несварения им также не суждено. «Жаль», – думается мне плотоядно. Все же человек – хищник, даже если убежденный веган. Я же – мясоед. Если месяц задался.

53

Этот короткий, ничем особо не выделяющийся день, однако единственный в году, наверняка отмечен как минимум у моих нижних соседей на кухонном календаре. В каждый новый календарь они, должно быть, переносят отметку. Обводят дату кружком и пишут рядом мелкими неровными буквами, сущими каракулями мое ненавистное имя. Или обозначают его единственной буквой, а то и вообще крестиком. Просто так, дань привычке, на всякий случай, потому что эта дата вытатуирована у них на подкорке. Я как-то так это вижу. Причин, признаться, назвать не могу, они мне недоступны, но наверняка какие-то есть, как по-другому? Может, этажом моим планируют прирастать… Или… Ересь какая-то в голову лезет. Словом, я без понятия. Однако, не считая домочадцев моего богатого друга, это вторая семья, ни разу за последние десять лет не пропустившая мой день рождения. Если бы они только знали, что часть коньяка, щедро пожертвованного на путь в лимузине, я потребляю за их «преданное внимание». Даже представить себе не могу, к чему бы это знание привело. Но тост мой – истинная правда. Я очень ценю неравнодушие к себе в этот день.

Мама один раз зажала поздравление, не позвонила. Очень сомнительно, чтобы дату забыла, не в ее это стиле. Да и сестра-близнец непременно оросила бы щедрой слезой пресловутую жилетку для скорби. Женщине в одиночку с такой обидой, как материнское безразличие, трудно справляться. Несмотря на то, что мама, надо признать, неплохо нас подготовила по части стойкости к житейским перипетиям. И к собственной черствости – чего ходить вокруг да около. Кстати, моя сестренка тоже не ангел: пронесла, было дело, мимо братских ушей деньрожденное краснобайство. Конечно, намеренно. Кто бы сомневался. Чем-то задел я ее или, того горше, обидел, нечуткий. А чем – без понятия. Нечуткий и невнимательный. Мои славословия и пожелание обрести рог изобилия буквально всего были сестрой благодушно приняты, в мой же адрес добрые слова замолчали. Я бы проще воспринял демарш, кабы речь шла об обмене открытками, но по телефону, почти вживую, и день рождения у нас один…

– Ну-ну… – выдал я после минутного ожидания. – Благодарю покорно. Всё исполню в точности, как пожелали.

И сошел с линии связи.

До вечера жалел, что жаба придавила, не позволила порешить телефон о стену. Потом выпил и решил, что прав, совсем не дело нагружать душевные тяготы материальными трудностями. Да и не факт, что мое негодование действием было бы услышано абонентом и правильно им расшифровано.

«При случае надо бы раздобыть какой-нибудь старый никчемный аппарат и попробовать…»

«Ага. Еще внеси в перечень старую, на списание стену, чуткие, непосвященные в замысел уши, руки несильные, чтобы по лицу за хамство не больно было…»

«Стоп. Всё понял. Интерес утрачен окончательно и бесповоротно. Закрыли тему».

На следующий день сестра замучила меня извинениями, плакала, дурой набитой себя кляла, но причину недовольства мной так и не приоткрыла. Тот еще сейф без кода. Дочь звонит мне, как правило, днем позже или двумя-тремя раньше нужного дня. Как и тетке, так что умысел отпадает. Даты, видимо, ей не даются, хотя во всем остальном вполне ладный человечек. С поздравлениями дочь не торопится, вообще неуверенно начинает, с извинений и приседаний. Словесный книксен. Робкая девушка и совестливая.

«В меня».

«Опередил».

Я дочери, как могу, помогаю справиться с неопределенностью отцовского дня рождения. Тоже мне, неприятность. Успокаиваю, божусь, что суевериям не поддаюсь, а приметы, особливо плохие, мне и вовсе безразличны. Могу ввернуть словцо «фиолетовы», чтобы попасть в шаг со временем, на одно слово. Когда моя девочка была нежным ребенком, воспитываемым отчимом, а я в бесконечном тексте человеческого познания пытался редактировать ее будущие представления о добре, то часто и опрометчиво обещал ей походы в кино, цирк, зоопарк, лыжные прогулки, грибные, гербарий… Потом ненамеренно подводил, так получалось, а она всегда говорила:

– Папочка, любимый, ты не расстраивайся. Ничего не случилось. Мне и не хотелось, это я так согласилась, чтобы тебя порадовать.

Чтобы долго не рассусоливать: у меня невыплаченный долг. По самым скромным подсчетам – лет на сто двадцать вперед. Поэтому никаких обид с моей стороны. А на меня можно, поскольку долг я не возвращу хотя бы в силу самых простых и естественных обстоятельств. Мне жаль себя дважды: несолидного должника и вообще.

54

Моя версия о захватнических планах соседей снизу надменно выкашивает малейшую поросль реализма. Наши перекрытия ни один отбойный молоток не возьмет. По-видимому, строители осваивали – это ведь правильное слово для «вовремя израсходовать»? – отпущенные бетонные плиты и положили по две. Одна на другую. Сосед с пятого этажа – весь дом стонал и судачил – в запале евроремонта размечтался люстру перенацелить в стол, кокетливо отодвинутый от центра гостиной. Дизайнер ему, видите ли, «нафэншуил».

Стараниями шести фирм – их пришлось заменять одну за другой в поисках той, чья реклама ближе к реальности, – дом несколько дней содрогался от назойливой и устрашающей звуком долбежки. Потолок, по словам очевидцев, можно было продавать киностудиям как фрагмент дома Павлова в Сталинграде.

Жена упрямого «фэншуиста» подала на развод, при том, что вроде бы сама все затеяла, но быстро остыла. Очень по-женски. А он, мужик, бедолага, проникся, увлекся, но не справился. Ненадолго слег с сердцем, а потом навсегда – со всем телом разом. Очень по-мужски. На какое кладбище свезли беднягу – я не помню. Возможно, мне и не говорили, поскольку сам не интересовался. На кой мне эти подробности? Да и неловко было: такого ему при жизни желал – вспомнить стыдно. Спасибо, в инициативную группу «разгневанных» не был включен. В ту, что открыла человеку глаза на его истинное отношение к заслужившим дневной и вечерний покой людям. В тех еще выражениях открыла – инициативная же…

Открытыми глаза пережившего катарсис соседа оставались недолго, потому как медики подоспели быстро, как только они умеют, и на скорую руку глаза позакрывали.

Потолок ничто не разжалобило, он выстоял.