– Ну почему же, заметили. Я по этому поводу даже ругался.

Ну что за странный человек этот Никифоров! Сидит себе в углу, гадости про всех думает, потом вдруг внезапно рот откроет – и публика в шоке замирает. Вот и сейчас его глубокий бархатный голос панику и недоумение в народе посеял.

– Мне, конечно, не в падлу по лестнице подняться, – как ни в чем не бывало начал свою речь олигарх, – но я же не за хибару в минском «Полете» заплатил, чтобы между этажами пешком ходить.

Детектив воззрился на Никифорова с нескрываемым удивлением:

– А не могли бы вы поподробней рассказать, когда именно вы возмущались? И при каких обстоятельствах?

Михаил Денисович повернулся к Михаилу Кацу:

– Мишань, мы с тобой во сколько из номера вышли?

Кац задумчиво почесал лысину, прищурил левый глаз и ответил:

– Да где-то около двух. Ты ко мне поднялся, мы тяпнули и пошли обедать. Ну да, примерно в это время.

– А… – детектив открыл рот, чтобы спросить у Никифорова еще что-то, но тот опередил француза:

– Все мои девочки были со мной. И Мишины тоже. Вы же имели счастье убедиться, что я без своего табора не передвигаюсь. Так что у меня полно свидетелей. Еще вопросы будут?

Озадаченный француз отрицательно замотал головой. Вопросов у него не было.

– Тогда вернитесь к своим прямым обязанностям, – почти приказал детективу олигарх. – Лично мне уже порядком поднадоело наслаждаться всем этим цирком. Так что скажите нам, кто убийца, и мы все разойдемся по своим делам. – И Никифоров протянул руку к завибрировавшему на столике телефону.

В этот момент Элке стало невероятно стыдно перед д’Ансельмом за поведение своего соотечественника. Хам вокзальный, привык у себя в Москве ментов продажных строить… Вон, даже мобильник вырубить не удосужился, хотя, конечно, понимает, что его постоянные телефонные разговоры всех ужасно раздражают.

А вот детектив на откровенно наглый тон олигарха, похоже, ничуть не обиделся. Он улыбнулся и обернулся к расслабившейся было Статской:

– Итак, мадемуазель, получается, что все улики и обстоятельства указывают на вас. И поэтому у меня к вам всего два вопроса: за что вы убили журналистку и куда пропали деньги?

Вот так, просто и незатейливо: колись, собака, пошто девку порешила и куда бабки заныкала.

Белый снег, серый лед…

Белла была бледна, шла Саша по шоссе, мы их душили-душили…

Хотелось каламбурить и задорно шутить и вовсе не хотелось откачивать очередную жертву прямолинейности французского детектива. Потому что не жалко ее было вовсе, жертву эту.

Ибо заваливалась в показушный обморок мадемуазель Статская как-то ненатурально, не вызывая сочувствия и желания кинуться к ней на помощь.

Брост вон, когда сознание терял, просто выпал в осадок и все. Незатейливо и убедительно. А эта лебедь ручку белую театрально заломила, глаза накрашенные закатила и повалилася не абы куда, а на удобный подлокотник дорогущего стула. Ну кто ж так в обморок падает? Не верю.

– Прекращай придуряться, – подал голос из своего угла серьезный человек Никифоров. – Колись давай. Облегчай душу.

– Белла, как ты могла… – приготовился рыдать обладатель тонкой душевной организации Брост. – А я так тебе верил!

– А ведь все на меня свалить хотела! – квакнула жабка Нахимова.

– Все, мы можем идти? – поинтересовался забытый всеми мэр.

– Я тебе давно говорил, гони от себя эту сучку, не доведут до добра ее фокусы, а ты: «Она профессионал, она меня никогда не подведет…» – совершенно серьезно пробурчал Кац.

Жестокие, черствые люди. На помощь так никто и не кинулся. Поэтому пришлось бедной Белке пару минут поваляться, раскинувшись в кресле в немощной позе, постонать немножко и лишь затем начать демонстративно приходить в себя.

Женщина медленно открыла глаза, огляделась, не поднимая головы, и тихо простонала:

– Где я? – и жа-а-алостно так вздохнула.

– Где-где… В гнезде, – ответила за всех Элка и обратилась к д’Ансельму: – Ну что, вызываем жандармов? Дело, кажется, раскрыто?

Сашка, напомню, переводил. И эту фразу он тоже перевел. А подозреваемая, соответственно, этот перевод услышала. И начала бледнеть куда как натуральней, чем буквально пару минут назад.

Вот оно, кстати! Когда Белла действительно пугается, у нее лицо мертвенно-бледным становится, а если просто дуркует, ничего подобного не происходит. В лучшем случае – так, слегка розовощекость спадает.

– Не-е-е-т…. – Белла замотала головой. – Не-е-ет, это не я! Поверьте мне, я действительно не убивала Моришу!

– И денег ты не брала? – спросил Кирилл Сергеевич. – Там, между прочим, далеко не копейки были, дорогуша! В нашем жестоком мире и за гораздо меньшие суммы убивают.

Статская выпрямилась, одернула юбку – и начала колоться. То есть правду говорить принялась:

– Да, деньги действительно я оставила себе. Вчера, когда я понесла наличные, Ларски не открыла мне дверь. Я стучалась, слышала шум в номере, но вовнутрь попасть так и не смогла.

Детектив выслушал перевод и кивнул, мол, продолжайте.

Белла продолжила:

– В конце концов мне надоело стоять перед закрытой дверью, я плюнула и пошла в бар. То, что было дальше, вы знаете. Жан сделал мне коктейль, и я еще какое-то время просидела за барной стойкой.

Бармен кивнул, подтверждая слова Статской.

Жан. Коктейль. Блин, да что же такое важное мимо сознания-то проносится? Элка опять поймала себя на мысли о том, что какая-то очень важная мелочь мельтешит в ее голове. Мельтешит, но никак не фиксируется…

– А бабки где? – влез в Белкино чистосердечное признание Кац. – Бабло ты куда приныкала?

– Деньги я принесла с собой. А потом отнесла их обратно в номер.

Кац почему-то удивленно уставился на Элку, словно это она сумку с деньгами стырила.

– Чего-то я ваших с Кирюхой отношений не понимаю. Если ты не отдала капусту Морише, почему не вернула все начальнику?

– А мы с ним в тот день больше не виделись. Я вернулась из бара и просто вырубилась, даже не раздеваясь. И проспала до утра.

Ага, еще бы ты не вырубилась… Если бармен не врет, то стильная женщина Белла в день убийства вылакала изрядное количество крепкого алкоголя…

– Я никогда не ужинаю, и Кирилл это знает, поэтому он не удивился, не встретив меня в ресторане вечером. А утром я просто не успела ничего рассказать – пришли вы. – Мадемуазель Статская мотнула прической в сторону детектива. – И сообщили, что Ларски мертва.

– Ну, а коли девка померла, то и деньги Кирюше можно было не возвращать… – озвучил общую мысль Никифоров. – Я считаю, что так и надо было сделать. Списать на покойницу мешок кэша, и дело с концом.