Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Предложение кирио Янни держаться подальше от орудий Смухи оказалось разумным. Папа в тот вечер рассудил, что лучше на время боевых действий укрыться в Спортинге, в доме моей прабабки. В тот день туда уже перебрались два семейства вместе с прислугой, и обычно темная, унылая, старая викторианская квартира ожила.
– Разве вы не знали, что война началась еще днем? – попенял нам дедушка Исаак.
– Откуда? Мне никто ничего не сказал, – ответила мама.
– Главное, что все здесь, – перебила прабабка. – Давайте поужинаем, я умираю от голода.
Бабушка Эльза, которая вела хозяйство, всегда настаивала, что ровно в восемь должен звучать гонг на ужин.
На звук гонга из маленькой гостиной вышли еще люди: их я не видел два года, с прабабкиного столетия.
– Как же нас много, – заметила бабушка, – какая радость!
Тут мама вспомнила о покупках из бакалеи и о пирожных.
– Пирожные, надо же! – воскликнула бабушка Марта, услышав приятную новость. – И сколько их?
– Двадцать четыре! – ответили ей.
– Придумала тоже, пойти за пирожными во время воздушной тревоги, – проворчал дедушка Исаак.
Завыла сирена.
И тут же с улицы к нам в столовую кто-то рявкнул бесцеремонно: «Таффи аль-нур!», грубо выругался, повторил: «Таффи аль-нур!» и двинулся дальше по рю Теб – стращать соседей.
– Да они хоть знают, на кого кричат? – вспылил дедушка Исаак. – В прежние-то времена их по одному моему слову высекли бы и посадили на кол.
– А теперь их время, – заметил дедушка Нессим.
– Вот погодите, кончится война, и мы покажем этим дикарям. Долго я терпел их националистическую ахинею. С меня довольно.
– Будь у власти король…
– Нам нужен Моисей, современный Моисей, вот кто, – перебила бабушка Марта.
– Из Моисеев у нас разве что Вили, а ему не до того: он же теперь английский лорд. Так-то!
– Везунчик Шваб уже не с нами. – Дедушка Исаак закурил сигарету.
– Оставьте бедного Альдо в покое, – отрезала его вдова.
Бабушка Эльза во второй раз ударила в гонг. Я вошел в столовую; один слуга задергивал тяжелые шторы, второй прикручивал фитиль у керосиновой лампы, которую как раз поставили на буфет. Было темно. Взрослые окружили дедушку Исаака, который открывал бутылку вина, взволнованно гомонили, наперебой высказывая предположения о том, как станут развиваться события. Над столовой повис гул голосов.
Юный дядя Арно, сын бабушки Марты, был на грани паники.
– Давайте сохранять спокойствие, – дедушка Исаак поднял бокал.
– Prosit, – воскликнул кто-то, – мы такое уже видали.
Дети сидели на другом конце стола; нам было велено не шуметь. На мой вкус, кормили у прабабки всегда отвратительно. Я оглянулся на мать. В темноте она не могла читать по губам. Я наблюдал, как она рассеянно вынимает кость из рыбы, ни на кого не смотрит, ни с кем не говорит и явно думает о чем-то своем: отправив в рот кусок рыбы, мама на миг перестала жевать и еле заметно пожала плечами. Поймав мой взгляд, она качнула головой, спрашивая: «Почему не ешь?» – «Гадость жуткая», – скривился я в ответ.
– В чем дело? – вмешалась прабабка, заметив нашу пантомиму.
– Если не возражаете, мы пойдем позвоним моим родителям, – не растерялась мама. – Они, наверное, беспокоятся.
– Как угодно.
Мама махнула мне и вышла из столовой.
Держась за руки, мы пробрались по длинному, уставленному мебелью коридору. Я ориентировался на свет керосиновой лампы в столовой и на долетавшие из темной кухни голоса слуг.
Мы отыскали телефон. Мама на ощупь набрала номер. Едва Святая услышала меня, как у нее задрожал голос, и она разразилась знакомой тирадой на ладино, из которой я ни понял ни единого слова, но ее грубая ласка передалась по телефонным проводам.
– Почему вы раньше не позвонили? – спросила бабушка.
– Почему мы раньше не позвонили? – уточнил я у мамы.
Мама замялась.
– Скажи, что всё потому же. Она поймет.
– Ты поймешь. Мы не звонили всё потому же, – передал я Святой.
– Я ее мать, разумеется, я понимаю, – согласилась бабушка.
Я промолчал, решив, что она обращалась только ко мне.
– Ты ей не сказал. Скажи, что я ее мать, всегда ее пойму и думаю о ней.
– Она говорит, что думает о тебе, – повторил я уныло и небрежно, как всегда, когда приходилось передавать маме слова собеседника.
– И что я ее мать и все понимаю, – настаивала в трубке бабушка.
Я ничего не сказал в надежде, что бабушка решит, будто я произнес эту фразу одними губами.
– Что она ответила? Скажи ей, что я хочу завтра ее увидеть, – попросила Святая, и я передал.
– Она говорит, бомбят, – ответил я.
– Я все равно приеду. Или пусть она приедет ко мне. Скажи ей!
Мать с дочерью условились назавтра созвониться.
Когда мы вернулись в столовую, там по-прежнему говорили о войне; в неверном свете керосиновой лампы собравшиеся смахивали на взволнованных заговорщиков в подполье.
* * *
Без пяти девять все перешли в маленькую гостиную и столпились около радиоприемника, чтобы послушать новости. Кто-то водрузил на него керосиновую лампу.
В египетском выпуске новостей, который шел на французском, объявили о безоговорочной победе над врагом. Бесстрашные бойцы под командованием полковника Насера нанесли сокрушительное поражение войскам Англии, Франции и Израиля и в настоящий момент развернули решительное наступление на Хайфу и Тель-Авив. К полуночи тридцать первого декабря пятьдесят шестого года объединенные арабские силы отпразднуют триумф на берегах Галилеи.
– Ну что за ахинея, – пробормотал дедушка Исаак.
Я смотрел в окно гостиной на соседние дома, погруженные в зловещий безмолвный сумрак. Фонари не горели. Редкие машины, проезжавшие по улице, не включали фары; некоторые даже успели покрасить в кобальтовый цвет, чтобы не заметил враг.
Вдруг на нашей улице послышались крики.
– Наверное, керосиновую лампу тоже лучше погасить, – предложила бабушка Эльза.
Дедушка Исаак прикрутил фитиль. Мой отец вертел ручки настройки коротких волн, но все частоты глушили, отчего дедушка Исаак рассердился еще больше. Он жестом велел отцу отойти и сам взялся настраивать приемник, отдуваясь в густые усы, но и у него ничего не получилось.
– Сволочи! – крикнул он.
И только бабушке Марте, которая принялась крутить ручки настройки с несгибаемым упорством слепой, что пытается продеть нитку в иголку, в конце концов удалось поймать «Радио Ливана». Там проклинали Израиль, соседа-предателя, воткнувшего нож в спину, слабака, сговорившегося с силачами. Наконец диктор упомянул и о войне в Египте: британцы высадились в Порт-Саиде.