Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, церковь обычно поддерживала консервативные и реакционные партии разного направления и была в хороших отношениях с националистическими движениями католических наций, находившихся на подчиненном положении в многонациональных государствах, если эти движения не были заражены вирусом светскости. Вообще, церковь поддерживала всех, выступавших против социализма и революции. Подлинно массовые католические партии и движения были основаны в Германии (где они начали свою деятельность с борьбы против антиклерикальной кампании Бисмарка, проходившей в 1870-е годы)[27]; а также в Нидерландах, где все политические силы выступали в форме концессионных групп, в том числе протестанты и даже нерелигиозные организации, объединявшиеся в блоки «вертикального» типа; затем в Бельгии, где католики и антиклерикальные либералы сформировали двухпартийную систему задолго до эры демократизации.
Гораздо меньше было протестантских религиозных партий, и там, где они существовали, требования конфессий выдвигались обычно под другими лозунгами: национализма и либерализма (как в нонконформистском Уэльсе), антинационализма (как среди протестантов Ольстера, выступавших за союз с Британией и против местного ирландского самоуправления); просто либерализма (его придерживалась либеральная партия Британии, в которой усилился нонконформизм после присоединения к ней старой аристократии вигов и представителей крупного бизнеса, покинувших консервативную партию в 1880-е годы). (Нонконформизм — отделение протестантов от Церкви Англии, которое произошло в Англии и в Уэльсе.) В Восточной Европе религия в политике была неотделима от национализма, а в России — и от государства. Русский царь не просто был главой Православной церкви — он использовал ее для борьбы против революции. Другие великие мировые религии — ислам, индуизм, буддизм, конфуцианство (не говоря о культах небольших общин и народов) — действовали пока еще в другом идеологическом и политическом пространстве, где западная демократическая политика была чуждой и неуместной.
Религия, конечно, имела большой политический потенциал, но национальная идентификация являлась не менее значительным, а практически — еще более эффективным средством политической мобилизации. Когда, после демократизации избирательного права в Британии в 1884 году, Ирландия голосовала за своих представителей, то Ирландская Националистическая партия захватила все места, выделенные для католиков этого острова. 65 из 103 депутатов составили дисциплинированную фалангу под руководством вождя ирландского протестантского национализма Чарльза Стюарта Парнелла (1846–1891)[28] Если выражение политических взглядов было связано с национальным самосознанием, то было заранее известно (где бы это ни происходило), что поляки будут голосовать именно как поляки (хоть в Германии, хоть в Австрии), чехи — как чехи и т. п. Поэтому, например, политическая жизнь австрийской части империи Габсбургов была парализована именно в результате такого разделения по национальным интересам. После восстаний немцев и чехов, выступавших друг против друга (1890-е годы), парламентская система потерпела полный крах, так как ни одно правительство не могло получить большинства в парламенте. Поэтому введение всеобщего избирательного права в 1907 году было не только уступкой соответствующим требованиям, но и отчаянной попыткой мобилизации масс избирателей, которые стали бы голосовать не по национальному признаку (например, за католиков или даже за социалистов), против непримиримых и вечно конфликтующих национальных блоков.
Крайняя форма политической мобилизации масс, т. е. в виде дисциплинированной массовой партии или движения — оставалась достаточно редким явлением. Даже среди новых рабочих и социалистических движений монолитная и всеохватывающая Германская Социал-Демократическая партия являлась исключением (см. гл. 5). Тем не менее элементы этого нового явления можно было найти почти повсеместно. В первую очередь, это были организации для ведения предвыборных кампаний, составлявшие основу партии. Типичная идеальная партия, возглавлявшая соответствующее движение, состояла из местных организаций или отделений, а также из комплекса специальных организаций, тоже имевших местные отделения и предназначенных для достижения более широких политических целей. Так, в 1914 году Ирландское национальное движение включало Объединенную Ирландскую лигу, являвшуюся основой движения и организованную по избирательным округам, т. е. имевшую отделения в каждом округе по выборам в парламент. Движение собирало национальный съезд избирателей, на котором председательствовал президент лиги и в котором участвовали, кроме делегатов, также представители трудовых советов, т. е. городских комитетов, состоявших из представителей профсоюзов; прибывали также делегаты от профсоюзов, от ассоциации «Земля и труд», представлявшей фермеров; от «Атлетической ассоциации»; от обществ взаимопомощи, таких как общество «Старинный закон ирландцев», поддерживавшее связи острова с американскими эмигрантами, и др. Таковы были кадры сторонников партии, служившие связующим звеном между националистическими лидерами в парламенте и вне его и массами избирателей, поддерживавших требование автономии Ирландии. Активисты, организованные таким образом, сами по себе представляли внушительную силу: в 1913 г. лига насчитывала 130 000 членов, тогда как все католическое население Ирландии насчитывало 3 млн человек{81}.
Следующей чертой новых массовых движений была их идеологическая направленность. Это были не просто группировки, выступавшие и действовавшие в поддержку каких-то частных требований, например, для защиты виноградарства. Конечно, было много и таких, потому что логика демократизированной политики требовала усиления давления на правительства и парламенты, которые должны были (теоретически) отвечать на это усилением своей работы. Однако организации, подобные «Союзу сельских хозяев» в Германии (который был основан в 1893 г., а в 1894 году уже насчитывал около 200 тысяч членов), могли быть и не связаны с какой-то определенной партией; «Союз сельских хозяев» тоже был независимой организацией, несмотря на явные симпатии к консервативным идеям и на почти полное преобладание крупных землевладельцев. В 1898 году «Союз» опирался на поддержку 118 депутатов Рейхстага (из общего количества 397 депутатов), принадлежавших к 5 разным партиям{82}. В отличие от подобных групп узкой идеологической направленности, хотя и достаточно мощных, новые партии и движения представляли пример широкого взгляда на мир. Именно общее мировоззрение, а не специализированная и непостоянная политическая программа, являлось для членов и сторонников партии чем-то вроде «гражданской религии», которая, по мнению Жан-Жака Руссо, Дюркхейма и других теоретиков новой социологии, должна была сплотить современное общество и послужить «цементом», скрепляющим его отдельные блоки. Религия, национализм, демократия, социализм, а также идеологии — предшественники фашизма — вот что сплачивало новые, политически мобилизованные массы, какие бы материальные интересы ни представляли их движения!
Парадокс, но в странах с сильными революционными традициями — во Франции, США да и в Англии — идеология минувших революций позволяла их старым или новым элитам приручать по меньшей мере часть новых масс, применяя для этого стратегию, давно известную ораторам-демагогам демократической Северной Америки. Британский либерализм, унаследовавший традиции Славной революции вигов (1688 года)[29] и призывающий (к радости потомков пуритан) к оправданию убийц, расправившихся с