Религиозный подъем проявился и в том, что с освобождением Ленинграда от блокады патриотическое движение верующих в епархии еще более усилилось. Только за три первых послеблокадных месяца было собрано 1 млн. 191 тысяч рублей. Ленинградцы горячо поддержали своего духовного вдохновителя митрополита Алексия, 25 октября 1944 г. опубликовавшего послание об открытии всецерковного сбора в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной армии. Общая сумма патриотических взносов духовенства и верующих Ленинградской епархии за июль 1941 – июнь 1945 гг. составила 17 423, 1 тысяч рублей, в том числе 16 274, 5 тысяч собрали жители «северной столицы»[285].

2 февраля 1945 г. на Поместном Соборе митрополит Алексий был избран Патриархом Московским и всея Руси. Вскоре после интронизации он приехал в Ленинград. Свое слово за богослужением в Никольском соборе 1 апреля владыка посвятил блокаде: «Вспоминается мне, как под грохот орудий, под страхом смерти вы спешили придти в этот святой храм, чтобы излить перед Господом свои скорбные чувства… Вспоминаю я, как мы совершали богослужения под грохот разрывов, при звоне падающих стекол, и не знали, что с нами будет через несколько минут… И хочется мне сказать: Град возлюбленный! Много горького пришлось пережить тебе, но теперь ты, как Лазарь, восстаешь из гроба и залечиваешь свои раны, а скоро и предстанешь в прежней красоте… Я призываю благословение Божие на град сей, на братий сопастырей моих, о которых сохраняю самые теплые воспоминания. Они разделяли со мной все труды, испытывали много скорбей, еще больше, чем я, и теперь несут тяжелый подвиг… И будем молиться, чтобы Господь простер благословение свое над Русской Церковью и над дорогой Родиной нашей»[286].

Таким образом, обращение к Церкви в блокадном Ленинграде носило массовый характер, более значительный, чем в большинстве других районов страны. В сознании людей происходили глубокие сдвиги. На борьбу их подвигала не только тревога за судьбу Матери-Родины, но и осознание того, что угроза нависла над их православным Отечеством. Кроме того, в религиозном сознании как бы воочию переживался апокалипсис. То, что голодные, обессилевшие люди все же заполняли храмы, говорит о том, что православная вера и в тот трагический период являлась жизненно необходимой частью народной жизни, была тем источником, откуда черпали силы многие защитники и жители блокадного города. Религиозный фактор сыграл существенную роль в обороне города.

Действовавшие весь период блокады храмы активно способствовали мобилизации материальных средств и духовных сил ленинградцев. Это не могли не учитывать городские власти, их церковная политика начала меняться еще до кардинального изменения общегосударственного курса. В то же время, «потепление политического климата» затронуло не все религиозные движения. Органы госбезопасности продолжали выявлять и подвергать репрессиям оппозиционные советской действительности церковные группы и организации. Да и общее изменение религиозной политики носило во многом показной, временный характер. И все же Православная Церковь начала бурно возрождаться в годину тяжелых испытаний для русского народа. Она была вместе с ним, в том числе в нечеловеческих условиях блокадного Ленинграда, заслуженно укрепив свой авторитет и расширив влияние.

3. Религиозная политика советского государства в годы войны

Начавшаяся 22 июня 1941 г. Великая Отечественная война коренным образом изменила привычный уклад жизни в СССР. Не могло не измениться и положение Церкви, отношение к ней советского государства. Уже первые слова обращения И.В. Сталина к народу 3 июля 1941 г.: «Дорогие соотечественники! Братья и сестры!» были подсказаны не марксистско-ленинской идеологией, а, скорее, церковной проповедью. По свидетельству советского религиоведа Э.И. Лисавцева, первые контакты председателя Совнаркома с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием состоялись в июле 1941 г.[287] Реальная действительность заставляла Сталина, руководство ВКП(б) начать пересмотр своей религиозной политики, перейти к диалогу во имя единства верующих и атеистов в борьбе с общим врагом России.

Впрочем, первоначально изменения были небольшие. Архиереям Русской Православной Церкви не препятствовали распространять свои патриотические воззвания, хотя это и являлось нарушением закона. Полностью прекратилась антирелигиозная пропаганда, была свернута деятельность «Союза воинствующих безбожников», правда, формально он не был распущен. И.В. Сталин через секретаря А.Н. Поскребышева порекомендовал «главному безбожнику» Е. Ярославскому публично отметить новую патриотическую позицию Церкви. Тот не посмел ослушаться и, после долгих сомнений, 2 сентября подготовил статью «Почему религиозные люди против Гитлера» для печати, подписав ее экзотическим трудноузнаваемым псевдонимом Каций Адамиани. В статье, первоначально предназначенной только для зарубежного читателя, высоко оценивалась патриотическая деятельность Московской Патриархии, а также некоторых других религиозных объединений СССР[288].

В 1942 г. вышла другая статья Е. Ярославского о православном христианском писателе Ф.М. Достоевском. Предметом исследования была приписываемая Достоевскому ненависть к немцам[289]. Метаморфоза одного из главных гонителей Церкви 1920-х – 1930-х гг. была особенно показательна. К октябрю 1941 г. оказались закрыты практически все антирелигиозные периодические издания. Флагман же советского атеизма, журнал «Под знаменем марксизма», начал печатать статьи о выдающихся русских исторических деятелях, великом русском народе, героизме советских солдат и т. п., а в 1944 г. и совсем прекратил свое существование.

В первой половине 1941 г. еще нередко проводились аресты священнослужителей. Однако с начала 1942 г. аресты клириков Московского Патриархата почти прекратились. Более того, из лагерей освободили десятки священно-служителей, в том числе к сентябрю 1943 г. несколько архиеерев. Постепенно начали возрождаться епископские кафедры. Появились первые, пока еще редчайшие случаи восстановления закрытых храмов. Так, последняя действующая – Свято-Троицкая – церковь г. Горького перестала функционировать 10 декабря 1940 г. и была вновь открыта 10 августа 1941 г.[290] Религиозные центры СССР признали де-факто, им снова разрешили устанавливать связи с заграничными церковными организациями.

Осень 1941 г. была очень тяжелым временем для страны. Фронт приблизился к Москве. 12 октября серьезно заболевший митрополит Сергий написал завещание, в котором на случай своей смерти передавал полномочия Местоблюстителя Ленинградскому митрополиту Алексию (Симанскому), вторым кандидатом был указан архиепископ Сергий (Гришин), а третьим – митрополит Николай (Ярушевич). За несколько дней до этого, 7 октября, по указанию центральных властей Московский горисполком принял решение об эвакуации из столицы руководителей основных религиозных организаций СССР. Эту, по существу, принудительную эвакуацию провели 14 октября, несмотря на то, что у митрополита Сергия была высокая температура. Историк В.И. Алексеев высказал вполне обоснованную точку зрения, что церковное руководство отправили в тыл с целью не допустить возможности захвата его германскими войсками в случае падения Москвы и использования нацистами в пропагандистских целях[291].

Первоначально планировалась эвакуация в Оренбург, но затем по просьбе владыки Сергия этот город заменили на более близкий к Москве Ульяновск. Здесь с 19 октября 1941 г. до конца лета 1943 г. (22 месяца)