и проживал Патриарший Местоблюститель вместе с сотрудниками своей канцелярии. Патриархии был отведен двухэтажный дом по улице Водников, 15, на первом этаже которого устроили храм, а на втором – покои митрополита. Сюда поступала корреспонденция из епархий, правительственных органов и из-за рубежа, с докладами и за новыми назначениями приезжали священнослужители. В этом доме совершались архиерейские хиротонии, проводились совещания, разрабатывались планы развития церковной деятельности, как на советской, так и на временно оккупированной немцами территории.

Сначала был эвакуирован из Москвы и митрополит Николай (Ярушевич), но уже в ноябре 1941 г. ему разрешили вернуться в столицу. Экзарх Украины стал заместителем митрополита Сергия. Он сразу же начал активно сотрудничать с властями в организации пропаганды за границей и вскоре был включен в качестве представителя Московской Патриархии в различные государственные и международные организации (Всеславянский комитет).

В феврале 1942 г. было разрешено в пропагандистских целях возобновить издательскую деятельность Русской Православной Церкви. 10 марта Л. Берия написал И. Сталину о том, что немцы пытаются использовать Церковь на оккупированной территории в своих целях, и НКВД считает целесообразным силами Московской Патриархии подготовить книгу, разоблачающую действия фашистов. Вскоре Политбюро приняло секретное решение о подготовке и публикации этого издания. Предисловие к книге «Правда о религии в России» (а не в СССР!) написал Патриарший Местоблюститель. Подготовлена она была в чрезвычайно короткие сроки и уже летом 1942 г. вышла из печати. Книга была издана тиражом 50 тыс. экземпляров, одновременно на нескольких языках и распространялась, согласно свидетельству Совета по делам Русской Православной Церкви, в США, Великобритании, Швеции, на Ближнем Востоке и за линией фронта[292].

В 1943 г. была подготовлена и напечатана еще одна пропагандистская книга «Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война», посвященная патриотической деятельности Московской Патриархии, в подготовке которой также принял участие Владыка Сергий. Однако когда митрополит Ленинградский Алексий обратился к властям с ходатайством о разрешении издать подобную книгу, посвященную Ленинградской епархии, ему ответили отказом[293].

Явной уступкой Церкви было последовавшее в апреле 1942 г. разрешение в Москве, Ленинграде и ряде других городов совершать Пасхальный крестный ход вокруг храмов с зажженными свечами, на эту ночь отменили комендантский час. Произошло фактическое снятие некоторых ограничений на внебогослужебную деятельность и проведение массовых религиозных церемоний. Характерно, что в блокадном Ленинграде в самую страшную голодную зиму 1941–1942 гг. все православные храмы снабжались минимально необходимым количеством вина и муки для причащения богомольцев[294].

В марте 1942 г. в Ульяновске был проведен Собор епископов, осудивший создание Автокефальной Украинской Православной Церкви. В начале этого года вновь появилась возможность совершать архиерейские хиротонии. Митрополит Сергий вскоре подобрал несколько кандидатур священнослужителей, которых он хорошо знал и которым доверял. Уже 3 января он отправил письмо протоиерею Николаю Чукову с предложением «использовать Ваши силы более продуктивно для Церкви Божией. Я разумею архиерейство и, конечно, с принятием монашества»[295].

В мае-октябре были хиротонисаны во епископов предварительно постриженные в монахи вдовые протоиереи: Сергий Городцов (в монашестве Варфоломей), Владимир Градусов (в монашестве Димитрий) и Николай Чуков (в монашестве Григорий). 14 октября, в день хиротонии епископа Григория, митрополит Сергий вечером, за ужином, говорил о желательности возобновления издания «Журнала Московской Патриархии» и указал на владыку Григория как на редактора[296]. К концу пребывания Патриаршего Местоблюстителя в Ульяновске число архиереев Московского Патриархата достигло 17.

Однако отношения Церкви и государства в первый год войны подлинным диалогом еще не стали. Сохранялся запрет на посещение храмов военнослужащими и некоторыми другими категориями граждан. Оставалась довоенная практика тяжелого налогообложения священнослужителей. В это время нередки были рецидивы прежней политики, грубо-административных, насильственных акций, прежде всего по отношению к приходам.

К лету 1942 г., когда стала очевидной политическая значимость церковного вопроса, сложилась система сбора информации о деятельности религиозных организаций на оккупированной территории и в пределах СССР. Основным информатором правительственных и партийных органов стал Наркомат внутренних дел. От него же исходили инициативы по проведению различных акций в отношении религиозных организаций. В архивах сохранилось большое количество докладных записок заместителей наркома внутренних дел В.Н. Меркулова (с апреля 1943 г. наркома госбезопасности) и Б.З. Кобулова секретарю ЦК ВКП(б) А.С. Щербакову, в 1942–1943 гг. курировавшему религиозные вопросы по партийной линии. В этих записках запрашивались санкции на издание типографским способом и распространение патриотических воззваний священнослужителей, проведение соответствующих радиопередач, ограничение контактов православного духовенства с военнослужащими и т. д.[297]

5 января 1943 г. Патриарший Местоблюститель предпринял важный шаг на пути к фактической легализации Церкви, использовав сборы на оборону страны. Он послал И. Сталину телеграмму, прося его разрешения на открытие Патриархией банковского счета, куда вносились бы все деньги, пожертвованные на нужды войны в храмах СССР. 5 февраля председатель Совнаркома дал свое письменное согласие и от лица Красной армии поблагодарил Церковь за ее труды. Получив разрешение открыть банковский счет, Патриархия приобрела урезанный статус юридического лица[298].

В начале 1943 г. И. Сталин и его ближайшее окружение пришли к окончательному решению о необходимости приступить к нормализации государственно-церковных отношений. На него повлияла целая группа внутренне и внешнеполитических факторов. Одной из причин была активная патриотическая деятельность подавляющего большинства духовенства и мирян. За полтора года войны, несмотря на отсутствие необходимого аппарата управления, печатного органа и юридического статуса, Русская Православная Церковь показала свою силу в борьбе против нацизма, сумела во многом расширить и упрочить влияние в стране. Один из руководителей органов безопасности и разведки, П.А. Судоплатов, свидетельствовал, что информация оперативных работников НКВД, действовавших на оккупированной территории, «о патриотическом настрое церковных кругов совпала с неофициальными зондажными просьбами Рузвельта, переданными через Гарримана Сталину, улучшить политическое и правовое положение Православной Церкви». Кроме того, Судоплатов отмечал роль сотрудников госбезопасности: «В своей записке в правительство мы также поддержали эти предложения, имея в виду важную консолидирующую роль Русской Православной Церкви в набиравшем силу антифашистском движении славянских народов и на Балканах»[299].

Определенное значение имело обращение в ходе войны к русским национальным патриотическим традициям. «Идеологическая работа в массах» приобрела совершенно иные, чем прежде, черты. Этот поворот осуществлялся целенаправленно во всех областях – от культурно-исторической до религиозной. В процессе завершения перехода от интернационального к национально-патриотическому курсу Церкви отводилась роль катализатора и цементирующего компонента. В ней снова увидели опору государственности и патриотизма. Были введены ордена и медали в честь великих русских полководцев, в том числе в июле 1942 г. орден святого князя Александра Невского. В кинохронике начали показывать немыслимые еще недавно кадры: в освобожденных городах жители с иконами встречают советских солдат, и некоторые из бойцов, осеняя себя крестным знамением, прикладываются к иконам; освящается танковая колонна, построенная