окротдела и районных отделений, давали прямые установки на фальсификацию следственных дел и этим сами занимались, производили массовые незаконные аресты только по национальному признаку, внедрили фальсификацию протоколов допроса, массовые избиение и стойки в разных позах и другие методы издевательства…». Группа работников отдела была осуждена по этому обвинению, но Карпова спас перевод в центральный аппарат НКВД в Москву[313].

Заместителем председателя Совета стал полковник госбезопасности К.А. Зайцев. В беседе с Г.Г. Карповым 13 октября 1943 г. В.М. Молотов указал ему и уполномоченных Совета в основных областях и республиках подобрать «из чекистов». Характерно, что Г. Карпов некоторое время совмещал свою новую деятельность с исполнением прежних обязанностей начальника 3-го отдела. На его соответствующий вопрос В. Молотов ответил: «Если Ваше должностное положение в НКГБ не публикуется в газетах и не придано официальной гласности, то я считаю возможным совмещение»[314]. Закончил свою карьеру Карпов в чине генерал-майора. И вплоть до середины 1950-х гг. Совет по делам Русской православной церкви находился под опекой всемогущих тогда органов госбезопасности.

Решение ключевых проблем государственной религиозной политики И.В. Сталин оставил за собой. Менее важными вопросами в правительстве занимались В.М. Молотов, а с 1946 г. К.Е. Ворошилов, в ЦК ВКП(б) – поочередно Г. Маленков и А.А. Жданов. Самостоятельная роль руководимого Карповым Совета на первых порах была не слишком значительной. В то же время надо отметить, что относительная внутренняя самостоятельность Церкви в первое послевоенное десятилетие была гораздо большей, чем в последующие периоды. В данных осенью 1943 г. И. Сталиным устных принципиальных указаниях Г. Карпову говорилось: «… б) Совету не представлять собой бывшего обер-прокурора, не делать прямого вмешательства в административную, каноническую и догматическую жизнь Церкви и своей деятельностью подчеркивать самостоятельность церкви; в)… обеспечить соответствующие встречи, приемы, формы общения с Патриархом, которые могли бы быть использованы для соответствующего влияния; г) не смотреть в карман Церкви и духовенства…; е) Совету обеспечить, чтобы епископат являлся полновластным хозяином епархии… право архиерея распоряжаться церковными суммами; ж) не делать препятствий к организации семинарий, свечных заводов и т. п.»[315].

Конечно, самостоятельность Патриархии была сильно ограниченной, но все же в тот период она касалась и комплектования кадров духовенства. Государственные органы еще не видели необходимости в проведении специальной кадровой политики, осуществлении отбора лояльных священнослужителей среднего и низшего звеньев. Служба госбезопасности могла без соблюдения какой-либо законности арестовать почти любого нежелательного священника или архиерея. В отчете Г. Карпова генеральному прокурору СССР А. Вышинскому на приеме в Совнаркоме в конце 1943 г. по вопросу назначения и перемещения священнослужителей говорилось: «Совет имеет предложения: а) Патриарх согласовывает вопрос с Советом только о назначениях, касающихся Синода, епископата и первосвященнослужителей кафедральных (соборов), б) на местах епископы согласовывают вопрос с уполномоченными по делам Церкви только в отношении настоятелей церквей и благочинных; в) назначение всех остальных (вторые священники, диаконы) решается епископатом самостоятельно»[316].

Глубокие изменения в жизни Русской Православной Церкви начались сразу же после встречи в Кремле. Уже 8 сентября в Москве состоялся Собор епископов, на котором 19 иерархов единогласно избрали Патриархом Московским и всея Руси митрополита Сергия. Собор также обратился к христианам всего мира с призывом объединиться для окончательной победы над фашизмом. Митрополит Алексий (Симанский) выступил на Соборе с докладом «Долг христианина перед Церковью и Родиной в эпоху Отечественной войны». 12 сентября произошла интронизация Патриарха, и через неделю в здании бывшего германского посольства, переданного Московской Патриархии, он приветствовал прибывшую из Великобритании делегацию Англиканской церкви во главе с архиепископом Йоркским Кириллом Гарбеттом.

В сентябре 1943 г. при активном участии Патриарха Сергия вышел первый номер «Журнала Московской Патриархии». Предстоятель также занимался вопросами организации церковной жизни на освобожденной от оккупации территории СССР, подготовкой открытия свечного завода и типографии. Происходило создание отделов Московской Патриархии, епархиальных управлений, открытие храмов. Все это требовало большого напряжения и постоянной заботы.

Уже в сентябре 1943 г. в качестве первоочередной задачи Патриарх Сергий поставил подготовку пастырских кадров для возрождаемых церковных общин. За день до своей интронизации – 11 сентября (по другим сведениям, 8 сентября на Соборе) – он поручил архиепископу Григорию (Чукову), как наиболее опытному богослову-педагогу, разработать проект организации в стране духовных учебных заведений среднего и высшего типа[317].

1 октября того же года владыка Григорий представил обширный доклад «Об организации богословских школ», получивший одобрение Патриарха и Синода. К докладу были приложены тщательно разработанные «Положение о Богословско-пастырских курсах» и «Положение о Богословском институте» с учебными планами с предварительным расчетом расходов на их содержание. В дальнейшем они стали основой «Положения об академиях и семинариях»[318].

В лице владыки Григория, бывшего ректора Ленинградского богословского института в 1920-е гг., устанавливалось преемство новой школы от старой. В своем приветственном слове участникам торжеств по случаю 65-летия возрождения духовных школ «северной столицы» от 9 октября 2011 г. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл подчеркнул: «Как в свое время святитель Филарет Московский стоял у истоков открывшейся в 1809 г. Петербургской духовной академии, так и митрополит Григорий посвятил становлению и развитию богословского образования в возрожденной после Великой Отечественной войны духовной школе всю свою творческую энергию, богатый опыт и знания»[319].

Доклад «Об организации богословских школ» был заслушан 22 октября на заседании Священного Синода, принят почти полностью (исключили лишь упоминание общеприходских собраний из-за невозможности их организации) и представлен в Совет по делам Русской Православной Церкви, куда также сообщили сведения о размерах необходимых помещений и библиотеке. 29 октября представители Московской Патриархии во главе с Патриархом Сергием обсудили с Г.Г. Карповым вопрос об открытии Богословского института и курсов в Москве[320]. После этой беседы в положения были внесены дополнения: введено преподавание Конституции СССР и ограничено число студентов на каждом курсе – до 30 человек в Богословском институте и до 25 – на Богословско-пастырских курсах[321].

В третьем номере возрожденного «Журнала Московской Патриархии» была помещена статья архиепископа Григория «Учреждение духовно-учебных заведений», в которой говорилось: «Вместе с вопросом о Церковном Соборе, избрании Патриарха и учреждении Священного при нем Синода Правительство сочувственно отнеслось к предположениям об учреждении богословских школ для подготовки образованных кандидатов священства. С этой целью, по поручению Святейшего Патриарха, Саратовским архиепископом Григорием был представлен в Священный Синод проект организации богословских школ среднего и высшего типа, одобренный Священным Синодом. По этому проекту в Москве предполагается учредить Православный богословский институт, как высшую богословскую школу, а по епархиям – Богословско-пастырские курсы, как богословские школы среднего типа»[322].

28 ноября 1943 г. Совет народных комиссаров принял постановление об открытии Богословского