— А мы тут розы посмотреть решили… — быстро нашлась Примавера.

Беатриче не слушала. Не отрываясь, она смотрела на своего детского товарища, а он мечтал стать маленьким, чтобы провалиться в игрушечный ад под лимонным деревом. Наконец пытка закончилась.

— Как вы, оказывается, щедры на обещания, мессир Алигьери! Смотрите, как бы не пришлось выполнять невыполнимое! — холодно произнеся эти слова, дочь Фолько Портинари развернулась и ушла не попрощавшись.

Джованна хмыкнула, наморщив носик:

— Моя подруга, кажется, сегодня не в настроении. А вот мне наше изысканное времяпрепровождение весьма по душе. Кстати, можно продолжить его вечером у нас в доме — мой супруг как раз отбыл по торговым делам в Болонью.

Данте выдавил из себя какую-то любезность и, не обращая внимания на враз поскучневшую даму, помчался на поиски Гвидо.

Он обнаружил поэта в рабочем кабинете, в одиночестве, с огромным кубком вина в руках. На столе перед ним лежали три охотничьих ножа и один кинжал. Увидев вбегающего Алигьери, он потянулся к оружию, но пересилил себя. Данте, не заметив этого жеста, закричал с порога:

— Скажи, мадонна Барди придет к тебе на следующий званый вечер?

Гвидо явно ожидал какого угодно вопроса, только не этого.

— Любезный друг! — проговорил он нарочито раздельно. — Откуда мне знать планы этой достойной дамы? С таким же успехом ты можешь спросить у меня, будет ли дождь в грядущее воскресенье.

— Но она ведь всегда присутствует в списках гостей? — не унимался Данте.

— Ты прав, я обычно приглашаю ее. Она умна, что не так уж часто встречается среди женщин. К сожалению, не могу сказать того же о ее подругах. Да что с тобой? Ты бледен, будто восставший мертвец!

— Я… кажется, я оскорбил ее.

Кавальканти посмотрел с любопытством:

— Хм… Дело принимает интересный оборот. Прямо оскорбил? Боюсь, тебе придется иметь дело с мессиром Барди. Он человек не гневливый, но жену в обиду не даст.

— Да нет, не до такой степени. Мне просто нужно извиниться перед ней, а я не знаю, где еще можно найти ее. Не могу же я заявиться к ней домой без приглашения.

Гвидо задумался:

— Можно встретить ее в церкви. Она посещает Санта-Репарату, насколько я знаю. Можешь и дождаться следующего поэтического вечера, но, боюсь, он случится не скоро. В ближайшее время всем поэтам придется сменить перья на мечи. Грядет война, и мы, как граждане нашей милой Фьоренцы, должны сразиться с аретинцами.

— О дьявол! — Алигьери схватился за голову, но тут же успокоился. — Может, и к лучшему. Говорят, война лечит от… от многого.

— Меня, думаю, не излечит, — мрачно заметил Кавальканти.

* * *

Назавтра Гвидо Кавальканти неудачно попал под холодный дождь. Вроде бы сильной простуды не случилось. Однако с того дня его не переставало знобить. К тому же неприятно ныли кости, и несколько раз в день его охватывала ужасная слабость. Первый поэт точно знал: если он в таком состоянии отправится в военный поход, то у него нет шансов вернуться живым. А так как его участие было весьма желательным, но все же добровольным — он решил сходить к своему районному военачальнику — Вьери Черки — и пожаловаться на болезнь. Для большей убедительности Гвидо захватил с собой баклагу самого лучшего вина.

К своему большому удивлению, он застал у Вьери его злейшего врага — Корсо Донати. Собственно, ничего удивительного в этом не было. Корсо и Вьери командовали двумя отрядами, состоящими из граждан Флоренции. Остальные воины были наемниками. Поэтому врагам пришлось на время забыть о своей взаимной неприязни и обсудить некоторые практические дела. В момент прихода Гвидо Барон собирался покинуть дом Вьери.

Гвидо, растерявшись, попытался незаметно положить винную баклагу на пол. Когда это не удалось — начал с преувеличенным жаром нахваливать содержимое. Корсо от вина отказался, напомнив, что продолжает ждать первого поэта к себе на обед. Лучше всего прямо завтра, поскольку потом начнутся военные тренировки.

— Благодарю за приглашение, — ответствовал Кавальканти, — я посещу твой дом завтра.

Дверь за Донати закрылась.

— Ну, показывай, что за отраву ты предлагал выпить моему врагу? — пошутил Вьери и кликнул слуг, дабы они разлили вино по кубкам. Гвидо эта невинная шутка совсем выбила из колеи. Он все не решался спросить о деле, ради которого пришел. Наконец Черки начал прощупывать почву сам.

— Твое вино выше всяких похвал, — промолвил он, допивая кубок, — но интересно знать, чем обязан я столь изысканным угощением?

— Я слышал о формировании отряда флорентийских граждан для аретинского похода, — нерешительно начал Гвидо.

— Если речь о твоем участии, то ты опоздал, — быстро отреагировал Вьери. — Бойцы моего отряда уже давно тренируются. А ты не настолько известен воинским мастерством, чтобы брать тебя без подготовки. Боюсь, мессир Донати тоже поддержит меня в этом, хотя обычно он всегда поступает мне в пику. Придется уж тебе подождать следующей военной кампании.

Для Гвидо все складывалось наилучшим образом. Ему даже не пришлось высказывать свою не очень-то красивую просьбу. Но на душе все равно было тяжело…

На следующий день Гвидо исполнил обещание, данное Корсо Донати, и посетил его. Радушие хозяина поразило первого поэта. Стол ломился от фигурных пирогов, дичи, засахаренных фруктов и разнообразных вин.

— Этот обед приготовил лучший повар Флоренции, — гордо объявил Барон. — Я наслышан о твоем изысканном вкусе и решил тебе угодить.

Гвидо стало не по себе. Корсо имел вспыльчивый нрав, легко переходя от милости к неукротимому гневу. А ведь Кавальканти не исполнил его просьбы вступить в партию.

— Благодарю, многоуважаемый мессир Донати, — осторожно начал Гвидо, — к превеликому сожалению, мне трудно ответить вам тем же. Служителю муз трудно стать политиком…

— Ну, это смотря кто позовет, — неожиданно весело возразил Корсо. — А то и побежишь, да еще и приношение притащишь.

Гвидо похолодел, вспомнив о своем визите к Черки, а Корсо принялся радушно угощать гостя, не забывая и о себе.

— Вот, отведай этой чесночной похлебки, — предлагал он, с аппетитом жуя кусок пирога с соловьями, — и вот эта дичинка чудо, как хороша.

Что-то неуловимо изменилось в его взгляде, когда Гвидо попробовал похлебку. Кавальканти, оставив ложку, потянулся к расхваленной дичи. Наверняка она также имеет чесночный привкус. Гвидо не ошибся. Он выплюнул прожеванный кусочек и увидел, как лицо Барона перекосилось от ярости.

— Что? Недостаточно изысканно для тебя? — тихо спросил он.

— Достаточно, — ответил Кавальканти, глядя прямо в глаза Корсо, — просто я не люблю мышьяка.

После такого заявления Барон должен был либо немедленно начать есть сомнительное блюдо, либо страшно оскорбиться. Но он только криво усмехнулся