Ключ… Но что он отпирает? Где замок?

Франк Фрёлик на негнущихся ногах вернулся в гостиную и плюхнулся в кресло. «Она не положила мой ключ на место». Перед глазами, как вспышка, мелькнула картинка: обугленные кости в груде пепла. «Ключ сгорел… Нет, придерживайся фактов! Ключ от моей квартиры не имеет никакого значения. А важен тот ключ, который она мне оставила».

Он снова увидел контуры ее тела, которые постепенно удалялись от него; она куда-то уходила. Звякнул ключ, упавший в миску… Она заговаривала ему зубы. Зачем? Либо блефовала, потому что ей хотелось сохранить ключ от его квартиры, либо потому, что ей, наоборот, хотелось оставить у него другой, необычный ключ. Третий вариант: она хотела избавиться от своего ключа и сохранить ключ от его квартиры, чтобы забрать свой ключ потом.

Вот он, ответ! Фрёлик не сомневался: она нарочно спрятала тот ключ в его квартире, чтобы можно было потом его забрать. Но осуществить свой замысел ей не удалось. Ее убили, сожгли в загородном домике, где она пряталась. На память пришли слова из предсмертного письма Рейдун Вестли: «…я всегда боялась боли и потому сломалась».

Может быть, те ужасные люди, о которых написала Рейдун, охотились именно за ключом? Если так, то кто они? И зачем им понадобился этот странный ключ?

Фрёлик вздрогнул, когда зазвонил телефон. Подойдя, он услышал голос Гунарстранны. Инспектор не стал тратить время на предисловия:

— Результаты анализа положительные.

— Где?

— На пожаре… в хютте Рейдун Вестли. Там сгорела именно Элизабет Фаремо. Фрёлик, прими мои соболезнования. Скоро тебя снова навестят наши коллеги из криминальной полиции.

— Подожди, — попросил Фрёлик.

— Успокойся! — велел Гунарстранна. — Продли свой отпуск, съезди куда-нибудь на недельку, чтобы переждать бурю.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— О чем?

— Я тут нашел один ключ…

— Это очень важно?

— Да.

— Приезжай ко мне вечером — после одиннадцати.

Наверное, он просто хотел убить время. А может быть, порыв был вызван чем-то еще. Так или иначе, он снова поехал туда, где раньше работала Мерете Саннмо. В одиннадцатом часу вечера клуб постепенно наполнялся народом. В зале собралась пестрая толпа — большая компания, по всей видимости, устраивала мальчишник. Жениха легко было узнать — на него надели костюм зайчика. Он так напился, что мог усидеть только на трех стульях, стоящих рядом. Два молодых и нахальных юнца в смокингах, глупо хихикая, пытались окунуть руку жениха в чашу с водой. Гость постарше, с набриолиненными усами и подбородком как у шимпанзе, все время озирался по сторонам, вертя в руках стопку шнапса.

На сцене под песню Тома Джонса She’s a Lady выступала танцовщица с шоколадной кожей. Она играла со своими пышными грудями. Фрёлик подошел к барной стойке и заказал большую кружку пива у прыщавого юнца, на котором тоже был смокинг. Взяв пиво, он вспомнил, что всегда считал смокинги нелепыми. «Одно очко в мою пользу: я никогда не носил смокинга. Одно очко против: я никогда не видел стриптиза». Шоколадная танцовщица закончила номер и убежала со сцены. Посетители провожали ее жадными взглядами. Свет погас. Фрёлик с трудом пробился к столику справа от сцены.

Он оглядел собравшихся. Никто не улыбался, даже те, кто пришли на мальчишник. Добро пожаловать в страну настоящих мужчин! Фрёлик поднял глаза к потолку, под которым мерцал стробоскоп. Последний раз он видел такую штуку в каком-то старом фильме с Джоном Траволтой. По лицам посетителей бегали разноцветные пятна. Крысиные бега, тараканья свадьба… В таком месте, как это, не имеет никакого значения, здоров ты или болен, весело тебе, грустно или не по себе. Не важно, какого цвета у тебя кожа: белая, черная, желтая. В таких местах никто не навешивает ярлыков. Здесь находишь временное спасение от одиночества, хотя на следующий день тебя мучает совесть, ты терзаешься горечью или презрением к себе. Но раскаяние придет не сейчас, а потом, ведь здесь и сейчас каждый имеет право на несколько секунд забвения. Здесь каждый ненадолго может почувствовать себя богачом, которому доступно все. Паролем в таких клубах служат слова: «Еще одно виски, пожалуйста».

«А мне еще повезло сесть в самый первый ряд!» — подумал Фрёлик, поднося кружку к губам. Пока он пил, объявили следующий номер. Он встретился глазами с исполнительницей, которая как раз вышла на сцену. Ее лицо было скрыто облегающей маской. Тем не менее он узнал свою знакомую по фигуре, напоминающей песочные часы, и дредам. Она исполняла номер на шесте под песню Перси Следжа When a Man Loves a Woman. Видимо, она хорошо знала вкусы своих почитателей. Глазея на нее, притихли даже молокососы, собравшиеся на мальчишник. На ней были длинные облегающие перчатки до плеч, но самое поразительное действие производил контраст между холодной, безжизненной фарфоровой маской и живой кожей, которая все больше и больше обнажалась. Спустя какое-то время девушка отошла от шеста и спрыгнула со сцены. Продолжая смотреть только на Фрёлика, она сняла бюстгальтер. Несколько юнцов, не вынеся ожидания, разразились подбадривающими криками. Какой-то парень в сером костюме, с ужасной челкой, запустил в нее самолетиком, сложенным из стокроновой купюры. Самолетик угодил ей в живот, но она как будто ничего не заметила. Ловко и плавно запрыгнула на сцену. По-прежнему не сводя взгляда с Фрёлика, сняла перчатки и отвернулась, только когда убежала за кулисы. Музыку заглушили свист и аплодисменты. Эффектный финал пропустил лишь жених в костюме зайчика, которого рвало под столом.

Больше всего Фрёлику понравилось то, что маску его знакомая так и не сняла.

Он направился к барной стойке и заказал еще кружку. Он почти допил пиво, когда она вдруг очутилась рядом с ним. В одежде и без маски она ничем не напоминала красавицу, которая совсем недавно ушла со сцены в чем мать родила. Фрёлик спросил, что она будет пить.

— Только воду! — громко ответила она, перекрикивая общий шум.

— А знаешь, — сказал Фрёлик, вдруг сообразив, что не умеет делать комплименты в подобных ситуациях, — ты классная!

— А я тебя уже давно поджидаю… Несколько дней, — проговорила она.

— Я не думал, что приглашение остается в силе.

— А я не знала, кто ты такой.

— А теперь знаешь?

Она кивнула.

— Ты знаешь Элизабет?

Она снова кивнула и сказала:

— Мне пора… Дай мне руку! — Он пожал ей руку. — Вот мой телефон, — сказала она и отпустила его. — Нас с тобой не должны видеть вместе.

Фрёлик сунул в карман переданный ею клочок бумаги и спросил:

— Кого ты боишься?

Она молча допила воду и, поставив стакан на стойку, соскользнула с барного табурета.

— Если тебя спросят, о чем мы с тобой разговаривали, — прокричал Фрёлик, — передай, что я хочу кое-что им сообщить. Ключ у меня!