— А мы тоже возьмем к себе бездомного? — поинтересовалась Молли.

— Конечно, — ответил Дэвид. — А как же.

— Разве мы уже не взяли? — невольно вырвалось у меня. — Так и кого же мы выберем?

— Любого, кто захочет.

Я прыснула в тарелку. Любого, кто захочет… Прямо как на Рождество — бездомные разлетятся нарасхват, будто горячие пирожки или механические календари, которые, помнится, были популярны пару лет назад. С той только разницей, что, в отличие от прочих магазинных товаров, бездомные никогда не кончаются на складе.

— Ты не хочешь поделиться со мной, что ты нашла здесь смешного, Кейти?

Клянусь, именно так он и сказал, слово в слово. И даже голос у него был точно у духовного наставника: авторитетный, убежденный в нерушимости проповедуемых истин и вековых мудростей.

— Это не относится к делу, — сказала я, внезапно почувствовав себя ребенком, которому сделали замечание на уроке: «Ну-ка, Кейти, поделись со всем классом, над чем ты так смеешься?»

— О чем ты?

— А я понял, — встрял Том. — До тебя что, не дошло, папа? Ты учитель, а мама шалит на уроке.

— Не говори глупостей.

— Это правда, — возмутился Том. — Очень похоже.

— Что ж, жаль. Я совсем не хотел читать тебе лекций. Ну ладно, что решим?

Я подняла руку:

— Можно вопрос?

Сидя между детей, я невольно чувствовала себя ребенком — именно это униженное положение бесправного существа придало мне новые силы.

— Да, Кейти?

— Что произойдет, если бездомный заселится и потом выкурит хозяев? — Действительно, только ребенок был способен задать такой вопрос, больше такое просто никому не пришло бы в голову.

— Я что-то не понял… О чем ты?

— Все о том же. Ну, подойдем с другой стороны, чтобы было понятнее. Что, если мы окажемся пособниками, помогая вору забраться в соседский дом? Допустим, возьмем человека с надломленной психикой, безнадежного наркомана, который не способен отвечать за свои поступки?

— Ты опять сползаешь в стереотипы, Кейти. Не думаю, что это верный путь. Бездомные в своей среде…

— Я знаю, о чем говорю, Дэвид. Типичный футбольный фанат — это пьяный мужлан на трибуне, разбивающий бутылки о чужие головы. Я знаю, что это стереотип, и знаю одного-двух человек, которые ходят болеть за «Арсенал», но подобными вещами не занимаются. Исключения, подтверждающие правило. Вот также и среди бездомных может оказаться пара случайных «неправильных» бездомных. Не уверена, что мне захочется рекомендовать их в качестве жильцов нашим общим знакомым: хотя бы Роз и Максу. Что ты на это скажешь?

— Не вижу особого смысла в обсуждении этой темы.

— Значит, ты об этом даже не задумывался?

— Конечно же нет.

— Вот видишь. А когда ты начнешь об этом думать?

— Да никогда.

— Как так — никогда? Почему?

— Потому что я собираюсь изменить человеческое мышление. Понимаешь — отойти от стереотипов. Но мне никогда не удастся этого сделать, если я буду думать так же, как остальные. Неужели непонятно? Я хочу верить в лучшее в людях. Иначе какой смысл?

На последний риторический вопрос можно было дать великое множество ответов, но я приберегла их для себя. Я только покачала головой и, встав из-за стола, отправилась на работу, чтобы снова стать взрослой.

Правда, в связи с домашними условиями, работа моя также изменилась. Стоило мне добраться до поликлиники, как Дон, регистратор, поднялась мне навстречу из-за своего барьера. Она мужественно отбивалась от небольшой толпы пожилых европейских леди, которые размахивали руками с криками «Горячий мужчина!» и оживленно гримасничали, пытаясь выглядеть несчастными.

Дон с отчаянием посмотрела в мою сторону.

— Что происходит? — спросила она.

— Ничего особенного, — торопливо сказала я, прежде чем Дон успела предположить обратное. — Да, я приводила вчера «горячего» парня. Что-то вроде массажиста-бесконтактника. Для мисс Кортенца, чтобы он помог ей с суставами. Стало быть, они тоже собрались к нему на прием?

— Он что, такой красавчик? Что они с ума посходили? Что они все так к нему ломятся?

— Не думаю, что дело в этом. Он просто умеет производить впечатление на старых леди.

— И что мне им сказать?

— Ну, скажите им… не знаю что. Скажите, чтобы купили какой-нибудь мази для притираний. Эффект будет тот же. Напишите на кусочке бумаги «мазь от „горячего мужчины“» и продайте им любую упаковку.

И я пошла себе дальше по коридору в напрасной надежде, что, уйдя со сцены, оставлю в прошлом этот несчастный эпизод моей биографии.

Не прошло и часа, как ко мне заглянула Ребекка, пожелавшая видеть меня во что бы то ни стало.

— В коридоре пошел слух, будто какой-то тип лечит безнадежных больных, — заявила она обвиняющим тоном. — Кого ты сюда привела?

— Прости. Этого больше не повторится.

— Надеюсь. Все эти старухи тарахтят без умолку о каком-то кудеснике с горячими руками, твоем друге. Это и есть тот парень?

— Какой еще парень?

— Ну, с которым у тебя роман.

— Нет. Это другой.

— Ну ты даешь, подруга. У тебя уже двое? Слушай, только между нами, никому ни слова, клянусь — у тебя с ним было что-нибудь? С горячими руками?

— Еще раз говорю: речь идет о совсем другом человеке. Парень из романа в прошлом. Можешь о нем забыть. Это совершенно другой человек. Духовный хилер, понятно? Тот, от которого у Дэвида крыша съехала. Сейчас живет у нас.

— Ах он еще и живет у вас? И ты с ним не спишь?

— Ребекка, почему у тебя все сводится к одному и тому же?

— И все-таки?

— Нет, я с ним не сплю. О господи. Я думала, тебя больше интересует, как он лечит, чем с кем он спит.

— Да нет, чего уж там. Просто зашла спросить, на что это похоже.

— Что похоже?

— Ну, секс с таким «горячим» человеком, у которого в ладонях все, наверное, тает. А ты, получается, ничего сказать на этот счет не можешь.

— На этот раз — не могу.

— Но расскажешь… если что? Обещай, ты ведь как-никак подруга.

— Ребекка, судя по всему, ты теперь постоянно будешь подозревать, что я прячу от тебя очередного любовника. А мне сейчас совсем не до них. Так что давай перестанем шутить на эту тему.

— Прости-прости.

— И что мне теперь делать с этим парнем?

— Которым? У тебя их, похоже, развелось…

— Прекрати.

— Все, все.