Я была совершенно уверена, что Кейси говорит так с досады, что не представляет ситуацию во всех деталях. Прежде всего, это я ходила хвостом за Саймоном, а вовсе не он меня домогался. Далее: я совсем не влюбчивая, но вот встретила Саймона – и запала на него. С первого взгляда. Он-то как раз утверждал, будто все эти годы видел во мне дитя, а не объект вожделения. Наша связь не укладывалась в общепринятые рамки. Мы скрывали ее изо всех сил. Саймон наконец-то выдержал экзамен, начал карьеру следователя в Южном департаменте. Ужасно боялся, как бы что-нибудь не помешало его продвижению. Встречались мы только в гостиницах – Саймон не хотел травмировать своего одиннадцатилетнего сына. По его словам, мать Габриэля могла нагрянуть к ним в любой момент. «Все крайне сложно», – так говорил Саймон.

– Однажды у тебя появится собственное жилье, – повторял он. – Тогда мы с тобой забудем о гостиничных номерах.

Вдохновленная этой перспективой, я копила деньги. За два года службы в полиции удалось наскрести на первый взнос. Мне было двадцать два года, когда я подписала договор и стала хозяйкой собственного дома в Порт-Ричмонде. Заплатила сразу сорок процентов от полной стоимости. Объективно это была скромная сумма – а все-таки столько денег разом я не имела на счете ни до, ни после. Риелтор прямо ахнула. Я, говорит, никогда не видела двадцатидвухлетнюю девушку, способную ТАК себя ограничивать. Хотелось сказать ей: и не увидите. Но я, конечно, промолчала.

* * *

Съехать от Ба было все равно что перебраться через линию фронта и попасть в тыл. Ба и Кейси без конца ссорились, нередко и врукопашную схватывались.

Никому из них я даже не заикалась, что планирую переезд. Во-первых, незачем им было знать о моих финансах. Ба, чего доброго, ренту повысит (а она и так достаточно вытянула из моего кошелька); Кейси же будет клянчить деньги чаще и настырнее. (Мало ли что я в этом отношении занимала последовательную позицию – не давать, Кейси все равно атаковала меня мольбами.)

Во-вторых, я помалкивала о переезде, полагая, что и Ба, и Кейси нет до этого дела; как и вообще до меня.

К моему удивлению, сестра ужасно расстроилась.

В тот день она как раз пришла домой – и застала меня за перетаскиванием коробок по лестнице.

– Ты что это делаешь, Мик?

Кейси скрестила руки на груди. Нахмурила лоб.

Я разогнулась, перевела дыхание. У меня только и было своего, что одежда да книги, но этих последних набралось неожиданно много, и я очень быстро поняла, как тяжела коробка, набитая даже и дешевыми изданиями в бумажных обложках.

– Съезжаю, – лаконично ответила я.

Думала, Кейси просто пожмет плечами. А она стала горестно качать головой.

– Не бросай меня, Мик! Останься!

Я плюхнула коробку на ступени. Спина ныла нестерпимо, я потом несколько дней в чувство приходила.

– Ладно тебе, Кейси. Теперь зато вздохнешь свободно; разве нет?

Она опешила.

– Нет! С чего ты взяла?

Хотелось ответить: «Ты меня больше не любишь»; но прозвучало бы это сентиментально до плаксивости, с явным битьем на жалость. Поэтому я сказала, что сейчас мне надо идти, но вечером я вернусь попрощаться чин чином. Кейси придержала для меня дверь – как-то официально у нее вышло. Я оглянулась: вдруг в ее лице мелькнет призрак прежней девочки – той, что полностью зависела от меня?

Призрак не мелькнул.

* * *

Мой новый дом на самом деле был стар, запущен и тесен – но он был только мой. Помню, вернувшись со смены, я некоторое время просто стояла в прихожей, прислонившись к входной двери и приложив ладони к сердцу, – впускала в себя благословенную тишину. Повторяла: «Здесь я сама себе хозяйка».

В пустом доме гуляло какое-то особенное эхо – теплое, родное. Заводить обстановку я не спешила. Первые месяцы жила с одним матрацем на полу да несколькими стульями, принесенными с улицы. Приступив же к покупке мебели, проявила максимум придирчивости. Ходила по комиссионкам, где было в избытке восхитительных, на мой вкус, вещей. Постепенно раскрывалось очарование старого дома. Например, справа от двери обнаружилось витражное окошко – красные и зеленые цветы, свинцовые перемычки… Я подолгу смотрела на витраж и думала: кто-то, подобно мне, очень дорожил этим жильем – настолько, что счел его достойным столь прелестной детали. Холодильник мой теперь ломился от полезных продуктов; музыку я слушала, когда хотела и какую хотела. Серьезно потратилась только на кровать. Выбрала самую удобную (конечно, исходя из финансовых возможностей). Купила новый матрац два на полтора метра; разорилась на постельное белье (продавщица уверяла, что полотна нежнее мне не найти).

Наконец-то у нас с Саймоном появилось место для свиданий; случалось, он даже проводил со мною целую ночь. Тогда я будто в мягком коконе спала – умиротворенная, совершенно счастливая. Как в раннем детстве, когда мы с Кейси были совсем маленькими. Когда мама еще была жива.

* * *

В течение следующих лет я виделась с бабушкой и Кейси лишь изредка. Сестра от раза к разу опускалась, бабушка – усыхала и сморщивалась. Чем занимается Кейси, я не спрашивала – она сама вываливала на меня сведения, которые по большей части оказывались ложью. О своем возвращении в школу объявляла несколько раз; потом понизила планку – выдала, что будет проходить тестирование по программе средней школы[20] (насколько мне известно, у нее и до первого теста не дошло). Позднее кормила меня «завтраками» о собеседованиях, а однажды солгала, будто получила-таки работу.

Чем она занималась на самом деле, сказать трудно. Не думаю, что уже тогда Кейси стала торговать собой; по крайней мере, я ее во время дежурств на панели не наблюдала.

Однажды сестра разоткровенничалась.

– Знаешь, Мик, на что похожа зависимость? На петлю. Утро соблазняет надеждой на перемены, а вечером от стыда не знаешь куда деваться – опять сорвалась… Одна задача стоит – ширнуться. Каждый укол – это парабола: снизу резко вверх и опять вниз. Ниже плинтуса. День можно изобразить в виде ряда графиков. Бюро статистики, блин; всё зафиксировано – сколько кайф длился и сколько – ломка. А дни, Мик, в месяцы переходят; вот в чем подлянка.

Так она говорила в периоды воздержания. Кейси случалось и добровольно обращаться за помощью в Киркбрайд, Годензию, Фэйрмаунт и другие дешевые центры реабилитации; лечение шло с переменным успехом. Но порой, если она влипала в историю, воздержание становилось принудительным. Здесь тоже уместен был бы график: штиль воздержания – волна рецидива – девятый вал запойного употребления. Исходная линия всегда – Аве с ее обманчивым чувством локтя, с ее затягивающей рутиной.

Подъемы так и сменялись бы падениями, если б не безответственность моей сестры. В 2011 году Кейси поддалась на уговоры своего тогдашнего дружка – украсть у родителей телевизор. Те отмазали парня от тюрьмы, свалив инициативу на Кейси. Она не особо и отпиралась. Взяла вину на себя, словом. Ну а судья, видя, какой за Кейси «шлейф», вынес максимально суровый вердикт.