Чалов был человеком разумным, и, как бы ни менялась власть, при всяком руководстве он неизменно сохранял высокие посты и не трясся за свое место. Благодаря своему чутью он имел нюх на подковерные интриги и никогда в них не участвовал, строго сохраняя лояльность вышестоящим лицам. За это любые политики и держали его при себе. Всегда требовался человек, который быстро мог ввести в курс дела и в то же время не выпячивал свое эго на первый план, словом, знал свое место.

Пока прислуга занималась его одеждой, Владимир Николаевич с удовольствием принял контрастный душ, чтобы взбодриться, да и в целях оздоровления. Весело фыркая под теплыми струями, он насвистывал под нос мотив старой советской песенки, которая была модной в те времена, когда он в компании себе подобных срывал шапки с прохожих. Естественно, о столь пикантных подробностях его биографии было известно лишь узкому кругу лиц. Да и что возьмешь с этой молодости. Все хотели жить припеваючи, да вот только не все сумели этого добиться. А он, Чалов, смог, потому что у него котелок варит и он всегда знал, чего хочет, к тому же умело использовал нужных людей, которых щедро подкидывала ему судьба. Вот так и карабкался он по властной вертикали.

Когда произошел инцидент с грабежом, Чалова за то, что он сдал подельников с потрохами, осудили условно. Он активно взялся за реабилитацию своей персоны, пошел работать на завод, уже там его все-таки простили и приняли в КПСС, и Чалов начал громогласно восхвалять самую лучшую в мире экономическую систему – советскую, пользуясь при этом в командировках всеми благами мировой цивилизации.

К лицемерию Чалов относился спокойно и считал его очень полезным качеством для политика, да и необходимым для жизни, если действительно хочешь занять высокий пост, а не болтаться внизу под ногами.

«Людям надо говорить только то, что они хотят услышать, – рассуждал сам с собой Чалов, окунаясь в воспоминания о прошлом, когда он, мэр подмосковного города, в лихие девяностые пользовался своим положением сполна, привлекая прямые инвестиции от бандитов в свой бездонный карман. – А что они хотят услышать? Они хотят больше денег и в то же время ничего не хотят для этого делать. Это же идиотизм полный! Тем не менее, как ни крути, но все вместе эти кретины – электорат. Ну вот и надо обещать им повышение зарплат, дешевую водку и доступные квадратные метры. И изображать видимость борьбы с коррупцией, чтобы они радовались, когда кто-то лишился всего. У них же одна радость на всех: у соседа корова сдохла».

Приняв душ, Чалов облачился в белый махровый халат известного дорогого бренда. Он, несмотря на то что перед телевизионными камерами козырял тем, что предпочитает продукцию отечественного производства, даже носки для повседневной носки и нижнее белье покупал в Италии или Великобритании.

В конце концов, у него было тяжелое и голодное детство, горькая, как полынь, юность, когда он ходил оборванцем, и только потом, когда возраст перевалил за тридцать пятый годок, он попробовал, что такое черная икра и общение с элитными шлюхами. И в тот момент, выхлебав до донышка бутылку французского коньяка, Чалов понял, что всеми силами будет стремиться к капиталистическому образу жизни ненавистного буржуазного Запада, который вслух все осуждали и которому втайне завидовали. И Владимир Николаевич охотно и с энтузиазмом помогал расшатывать прогнившую государственную систему, не без оснований рассчитывая улучшить свою жизнь на ее руинах. Благо развал социализма давал очень много возможностей, которыми Чалов вовсю пользовался.

Кто-то мыкался по общественному транспорту с корочкой депутата, а Чалов, став мэром, одним из первых пересел на новехонький «мерседес», который персонально для него выписали на бюджетные деньги из Германии, а на откаты за продажу и сдачу в аренду цехов разорившихся заводов уже в девяностые отгрохал себе в Подмосковье шикарную домину с просторным бассейном и финской сауной. Вот тогда-то он и разошелся со своей женой, пояснив ей свою категоричную позицию тем, что мужчина – существо полигамное и ему постоянно нужны новые впечатления, да и их отношения уже себя исчерпали. Чтобы жена не путалась под ногами и не клянчила денег, Чалов купил ей двухкомнатную квартиру в Москве и помог устроиться на работу в государственную контору, после чего со спокойной совестью начал знакомиться с молоденькими студентками, которые были готовы переспать и с лысым, и с волосатым, и с молодым, и со старым, лишь бы водил по ресторанам и дарил дорогие подарки. Чалов полностью соответствовал этим параметрам и, обрабатывая девиц в сауне, под их охи и вздохи с удовлетворением думал, что он живет не хуже, чем какой-нибудь американец, если даже не лучше. У него есть и власть, и деньги, и девки – в общем, все, что нужно для хорошей жизни нормальному мужику.

– Владимир Николаевич, – постучался в дверь помощник.

– Заходи, – милостиво разрешил Чалов, выплывая из мыслей о прошлом, которое было таким далеким и в то же время таким прекрасным.

В просторные покои вошел молодой человек, одетый в классическом стиле – в белой рубашке с черной бабочкой, черной жилетке и такого же цвета брюках. Над его верхней губой красовались аккуратные усики.

Чалов был человеком чистоплотным и брезгливым, поэтому и требовал от всех людей, которые находились с ним рядом, безукоризненного внешнего вида и хороших манер. Ругаться матом в доме было разрешено только ему.

Помощник отдернул шторы, и в комнату хлынул жидкий свет блеклого осеннего утра, когда ужасно не хотелось куда-то выезжать.

– Ну и погодка, – поморщился Чалов.

– Дождь, Владимир Николаевич, – подобострастно сообщил помощник, вытянувшись по-военному у самых дверей и потупив взгляд. – Три градуса тепла, северный ветер, высокая влажность.

– Что у нас сегодня по расписанию? – спросил Владимир Николаевич чуть ли не отеческим тоном.

Когда он высыпался и у него ничего не болело, он был чрезвычайно добр к людям и разговаривал с ними вежливо, иногда даже интересовался их проблемами, которые казались ему несущественными, атрибутами какой-то другой, более мелочной и приземленной жизни, и иногда даже помогал материально.

Помощник вышел из комнаты и тут же вернулся с планшетом в руках. Проведя пару раз рукой по сенсорному экрану, он провозгласил:

– В восемь часов – массаж, в одиннадцать тридцать – деловая встреча в «Женеве», в тринадцать ноль-ноль – пресс-конференция, в два часа – деловая встреча с предпринимателями из Грузии в «Тифлисе», в пять часов – совещание у президента; если совещание окончится рано, то встреча с Мариной…

– Секс с Мариной, – поправил помощника Чалов. – При мне можешь называть вещи своими именами.

– Дальше ужин, и в двадцать три часа отход ко сну.

– Превосходно! – бросил Владимир Николаевич. – Звони шоферу, пусть ждет нас во дворе. Сам будь готов через полтора часа. Пусть мне принесут завтрак и свежую прессу.

Газеты Чалов читал по старинке, упрямо не признавая новомодные гаджеты. Только на совещании у президента он сидел, тыкая пальцем в сенсорный экран планшета или смартфона, чтобы всем показать, что и он поддерживает инновации вкупе с нанотехнологиями и его рановато списывать со счетов. В другой обстановке он предпочитал использовать самую дорогую версию «верту», полагая, что чиновник его ранга не может пользоваться более дешевыми мобильными телефонами.