— Это мой дед, окончил Академию, правда, после нее уже не летал и любил заглядывать в бутылку, но дожил до глубокой старости…

Мой отец — здесь он курсант-первогодок, вскоре после присяги.

Вот он выпускник — молодой второй лейтенант с большими надеждами.

Свадебные… Посмотри, какое у моей матери глупое выражение.

— Джек, дурачок, она же просто счастлива.

— Вот-вот, будто знает, что ей этого счастья осталось четыре месяца.

Девушка что-то хотела сказать, но промолчала и только вздохнула.

— Последняя фотография отца. Здесь он с матерью, видишь, у нее уже живот виден…

Вот я маленький…

Я с бабкой…

Глупые парадные снимки в ателье, когда фотограф мучил меня минут двадцать, пока не получил этого выражения полупридушенного зверька…

Вот меня случайно заснял один из поклонников матери. Лет семь на этом снимке…

— Такой злой волчонок, — Ника улыбнулась.

— Да, — сухо сказал Эндфилд.

— Здесь мне двенадцать лет…

Вся секция единоборств спортивной школы…

Мастер Ли ломает бревно.

Эта куча снимков — приятель по секции учился фотографировать моим аппаратом. Спер его и втихаря запечатлел меня за выполнением упражнений…

— А ты уже тогда был красив, — заметила девушка, окинув его влажным и томным взглядом.

Джек проигнорировал это замечание.

— Я за компьютером… Комната, где я жил…

— Боже мой, конура какая-то.

— Угу, — почти сердито подтвердил Капитан. — Это уже курсантские снимки. На этом Аня Климова. Первый ряд в центре. Слева от нее Быков.

Ника улыбнулась, но промолчала.

— Я принимаю присягу…

Перед выпуском…

Глеб, его «барбосы»…

Выпуск…

Последний день перед службой на Дельте… Куча горелых бревен на заднем плане — все, что осталось от моего дома. Пока я учился, его сожгли. Как ни старался, но все равно попал в кадр…

Мой первый экипаж…

Больше нет. После Крона, когда Чен и Медисон погибли, я перестал фотографировать.

Ника вдруг расстроилась. Она прижалась к Джеку сзади, и перебирая волосы на затылке:

— Как же так можно жить?

— Ты о чем?

— Ты, мой герой, как перекати-поле, без роду без племени.

Капитан резко повернулся и посмотрел на нее. В глазах у Ники стояли слезы.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Где твои корни, где место, которое ты мог бы считать своим? Что было хорошего в твоей жизни? Где твои друзья? Где твои учителя и наставники? Кто утешал тебя в горе? Давал ли тебе кто-нибудь добрый совет? Любил ли тебя кто-то?

Эндфилд нахмурился и отстранился.

— А ты знаешь, наверное, ты права. Разумеется, со своей точки зрения. Дед меня навестил, когда я был маленьким, всего один раз. Спросил, кем я хочу быть, и когда я ответил: «Драконом», расчувствовался, подарил мне игрушечный пистолетик и шоколадку…

Потом прислал открытку, поздравлял с окончанием учебы в школе Дальней Разведки. Написал: «Теперь ты один из нас…»

Поздравлял, впрочем, как и я его, на «День дракона» — это у пилотов такой неофициальный праздник — годовщина основания Черного Патруля, еще с наградами и званиями…

Когда мне дали первый Алмазный крест, я получил от него письмо, в котором он писал, что гордится тем, что его внук родной не только по телу, но и по духу…

А наставники у меня были, даже если они просто хотели от меня избавиться. Ты знаешь, стоило мне сказать мастеру Ли о своих проблемах, он устраивал мне такую тренировку, что я много дней после этого был в полной прострации, которую он называл «пустота сознания». Разумеется, исчезало и то, что меня мучило.

Джек остановился. Княжна молчала тоже, поэтому он продолжил:

— Я знаю, что был обузой для матери. Женщины, с которыми я спал, девушка досадливо поморщилась, — любили во мне, наверное, лишь крепкое тело и, если и говорили о любви, обманывали меня и себя. Или обманывались сами, принимая удовольствие за любовь.

Эндфилд опять остановился и вопросительно поглядел на Нику. Она смотрела в сторону, и в глазах были досада и злость.

— А места, которые я могу считать своими, — сказав это, Джек улыбнулся, — База и рубка боевого крейсера. Мои товарищи — «драконы»-мастера. Знаешь, когда меня подбили в последний раз, конвой встал в круг и отбивал атаки до тех пор, пока 311-й не снял с грозящего взрывом звездолета меня и мой экипаж. Тогда мы потеряли две машины. Шесть человек…

— Ну ладно, достаточно. — Она аккуратно встала, обошла ноги Эндфилда. Капитан, сегодня не надо ко мне приходить.

Ника быстро пошла к двери. Ее губы дрожали. В коридоре княжна побежала, роняя на ходу слезы, влетела к себе и тут, не таясь, разрыдалась.

Джек остался, размышляя над тем, что заставило его бравировать пустотой и холодом, который он носил внутри себя.

Ведь он прекрасно чувствовал, какую боль причиняет девушке, но все его застарелые обиды растаяли от ее любви и тепла, выплеснувшись ядовитой грязью наружу.

Рано утром Джек взял компьютер на тот случай, если сюда не придется вернуться, оружие и отправился по делам с твердым намерением получить деньги из Объединенного банка.

Уже стемнело, когда Эндфилд закончил дела. По старой привычке, он отправился к Нике.

На подлете Джек увидел, что в доме и на участке нет никаких огней. Раньше хозяйка зажигала свет в Парке, когда он задерживался, даже повесила на деревья сотню гирлянд, которые весело мигали, приглашая его на посадку.

Теперь там было темно. Защитное поле выключилось по кодовому сигналу, и глайдер Джека влетел вовнутрь защитного периметра, прошел по суживающейся спирали, отыскивая хоть намек на присутствие девушки. Подлетел к дому, который мрачной громадой стоял посреди деревьев.

Он приземлился. Вошел… Где-то в глубине дома плакала скрипка. Не включая света, Эндфилд пошел на звуки музыки, пока не вышел к парадному залу. Издали Джек почувствовал присутствие множества людей.

Ника была одна. Девушка сидела за длинным тяжелым столом для пиршеств перед одинокой свечой. На белоснежной скатерти стояли пустые приборы. Слабый огонек едва освещал полтора метра вокруг неверным дрожащим светом. Остальное пространство громадного зала тонуло во мраке.

Джек подошел и сел рядом с Никой. Она не отреагировала на его появление, погруженная в свои мысли. Эндфилд придвинулся вплотную к ней.

Девушка крутила нож в руках, изредка ставя его на скатерть то острием, то рукояткой. Капитан обнял ее и прижал к себе.