В связи с недостаточно проявленным героизмом попал в опалу премьер министр Силаев Иван Степанович (19 августа, по воспоминаниям Ельцина, он отпросился у него домой к семье). После этого он был обречен и 26 сентября Верховный Совет оказал ему недоверие, хотя в июле 1991 года на 5-ом съезде, после выборов Ельцина Президентом, его вновь назначили премьер министром России.

Не было и Председателя Верховного Совета, так как летом Хасбулатова, как вы помните, так и не смогли выбрать.

Но дело было не только в персоналиях. Очень остро стоял вопрос о том, какие экономические реформы необходимо проводить.

Явлинский со своим 500 днями, в свое время, не поддержанный союзным Правительством, ушел в отставку, рыжковскую реформу заклеймили и похоронили вместе с центром. Что же нужно было делать теперь?

Все эти вопросы оставались без ответа.

Поэтому с 28 октября — 2 ноября 1991 было продолжено заседание 5-го съезда, но он проходил уже совсем в другой обстановке. Вопрос с избранием Хасбулатова после августовских событий решился сразу. Герой обороны Белого Дома — он конечно же мог не сомневаться в победе. Тем более коммунисты были полностью деморализованы.

Поэтому команда Президента решила добиться большего. Президент, как показали дальнейшие события, очень любил удивлять свой народ экстравагантными выходками. Ему очень хотелось показать свою радикальность и поэтому вместо казалось бы готовых фигур (по рассказу Скокова пост премьера Ельцин обещал ему еще в январе, когда они вместе ездили в Литву (имеется в виду скандальное путешествие Ельцина на борьбу с рижским ОМОНом)) он предложил доселе фактически никому неизвестного Гайдара. Ну знали, что есть некий журналист, статьи в «Коммунисте» писал, ну и что?

Причем на съезде Ельцин не предложил Гайдара в качестве премьера, он предложил назначить себя исполняющим обязанности премьер министра, а Гайдар был назначен вице-премьером. Дело в том, что по Конституции съезд назначал только премьер министра, а остальных членов Правительства утверждал сам Президент, по предложению премьера. Таким образом, Ельцин обошел вопрос о назначении сомнительного кандидата через процедуру съезда.

Впоследствии, когда Гайдар только начал свои безумные эксперименты и наша пресса захлебывалась от восторга, многие из наших коллег давали интервью по поводу того, как они сосватали команду «камикадзе»[42]. Однако, чем дальше шли реформы, тем меньше таких открывателей «экономических гениев» оставалось.

На самом деле Гайдара познакомил с Бурбулисом во время событий ГКЧП некий Головков, и затем Бурбулис уговорил Ельцина сделать ставку на эту команду.

Питерскую составляющую в лице Чубайса и его заместителей типа Мостового хорошо знал Петр Филиппов — бородатый, осанистый радикальный демократ. Уж не знаю, торговал ли они вместе с Чубайсом цветами (эту версию активно распространяли недруги реформаторов), но рассуждал он по поводу сложнейших экономических вопросов на уровне книжек комиксов, которые сам и распространял на съезде.

Впоследствии Ельцин сам рассказывал нам на встрече с фракцией, что он предложил Гайдару сформировать состав Правительства самому.

По поводу этого события ходил анекдот о том, что обалдевший от перспектив Гайдар ночью звонил своим друзьям, в частности Дмитрию Лопухину:

— Лопух, хочешь быть министром?!

— Егор, ты что ох…?

— Да нет, правда, Ельцин выдал мне карт-бланш. Будешь министром топлива и энергетики!

И все это, уважаемые читатели, происходило не в банановой республике, когда какой-нибудь майор, захватив президентский дворец, раздает посты, тем, кто вместе с ним бегал по коридорам этого дворца, стреляя из автомата по соратникам прежнего диктатора. Нет, это происходило на территории страны, которая производила на тот момент 10 % всего мирового ВВП!

Слон в посудной лавке и тот, наверное, нанес бы меньше урона, чем Борис Николаевич России.

Но и этого победителям августа оказалось мало, было решено вбросить на съезд Постановление о дополнительных полномочиях Президента, которые по существу разрешали ему указное право, то есть отменяли разделение властей.

Смысл состряпанного документа заключался в следующем:

Если в течение 2-х недель указ, подготовленный Президентом по вопросам, связанным с экономической реформой, не рассматривался на Верховном Совете или Президиуме Верховного Совета — он считался законом. Вот так, ни больше, ни меньше!

О внесении этого документа узнал Олег Плотников от своего друга Руслана Орехова, тогда еще помощника Сергея Шахрая, впоследствии руководителя Главного правового управления при Президенте Российской Федерации (ГПУ).

Документ полностью готовился под диктовку Шахрая и должен был быть вброшен на ближайшее заседание съезда. Мы оказались единственной фракцией организованно выступившей против этой авантюры. Дело в том, что при всех минусах парламента, с его вечной говорильней и прочими делами, процедура прохождения законов гораздо более четкая и не может не отражать мнения всех политических сил и, самое главное, специалистов, отражающих разные точки зрения. Документы же готовящиеся в недрах Правительства гораздо более подвержены лоббированию и несогласованности, а уж в тех условиях, в каких работала тогда Администрация Президента, и подавно.

Хотя, конечно, даже мы, выступавшие против таких полномочий, не могли себе и представить того бардака и анекдотичных историй с подписанием противоречащих друг другу документов в течение нескольких часов, которые потом реализовались в действительности.

Однако нас почти никто не поддержал.

Ну, ясно, что наши демократы, уже забыли про все принципы разделения властей и прочих демократических премудростей, но почему коммунисты не поддержали наших предложений блокировать такие шахрайские выверты, дающие полный карт-бланш ненавистному для них Ельцину?

А все дело в том, что они тогда заняли своеобразную позицию, пусть де Ельцин за все сам и отвечает. Позицию, может быть и удобную, но совершенно безответственную.

Ощущение какого-то бессилия тогда охватило меня. Помню, что в связи с ротацией и невозможностью одного из наших членов Верховного Совета от Нижегородской области работать на постоянной основе, в Верховный Совет на этом съезде избрали меня. Но особой радости я не испытывал, так как теперь вместо законов предполагалось создание указного права.

На этом же съезде принимались некоторые поправки к Конституции. В частности, была принята статья о замене красного флага на триколор. Я воздержался. Помню, как по дороге домой в автобусе я спорил по этому поводу с Сергеем Носовцом, депутатом из Омска. Впрочем, он был крайний, абсолютно отвязанный радикал, и спорить с ним было все равно, что биться головой об стену. Видимо споря, я сам себе пытался объяснить, почему было против нового флага. А против я был потому, что красный флаг это святыня, ветераны шли с ним в бой, с ним была связана коммунистическая идеология, пусть во многом утопичная, но владевшая умами десятки лет. Нельзя менять убеждения так же легко, как пару носок. Однако новой ельцинской России хотелось как можно быстрее освободиться от всех прежних оков.