Даша вообще сейчас часто плачет. Услышала по радио сказку «Тараканище» и, когда таракан велел зверям: «Приносите ко мне, звери, ваших детушек, я сегодня их за ужином скушаю!», рыдала так, что ее не могли успокоить, пришлось Олегу давать ей валерьянку. Даша стучала зубами о стакан, а Олег вышел из кухни, сказав: «Посиди одна, психам и в одиночестве неплохо!» Действительно, она псих ненормальный, а не мать!

Друзья навещают Дашу с таким видом, как будто приходят к ней в больницу. «Ну, как там на воле? – спрашивает она, а у самой губы дрожат. – А я тут сижу, детей выращиваю…» Марина иногда с Маргошей погуляет, потом быстро сунет Даше кулек в прихожей и убежит. Красивая она, и жизнь у нее интересная, не то что у Даши. Алка приходит с Игорьком, он прижимает кулечек к себе и вдруг вскрикивает:

– Смотри, она мне улыбнулась! – и лицо у него становится странным, все как будто потекло от нежности.

Даша совсем не ценит его нежность, смотрит на него как цепная собака, думает, скольких нестерильных женщин он трогал. Сейчас как запачкает своими лапами ее драгоценную Маргошу. Они приходят часто, несколько раз в неделю, и Алка с удивлением говорит Даше:

– Игорек сам меня к тебе тянет. Ему Маргоша очень нравится. Странно, правда?

Да, действительно очень странно! Кто бы мог подумать, что жесткому Игорьку, у которого, кажется, вообще нет души, так полюбится ребенок.

Однажды Игорек задумался над Маргошей и вдруг, скривив лицо в улыбку, произнес странную фразу.

– Эй, девчонки, вы через двадцать лет уже будете толстыми тетками, а я еще на Маргоше женюсь!

«Нечего его пускать к Маргоше, нечего, – думала Даша. – Вечно он так, только подумаешь, что он стал приличным человеком, а он и выдаст какую-нибудь чушь!»

Только с Женькой она чувствует себя прежней. Женька всегда что-нибудь придумает, чтобы Дашу рассмешить. Они идут по Садовой с коляской, два взрослых человека, у одного взрослого человека даже есть ребенок, вот он тут в коляске лежит.

– Мумзель, давай наперегонки, – говорит Женька, и Даша смотрит на него непонимающим взглядом.

– Как это наперегонки, я же с коляской!

– Давай по-честному: я бегу с коляской, а ты одна, кто быстрее…

Два совершенно взрослых человека, один из них с коляской, расталкивая изумленных прохожих, бегут по Садовой наперегонки. Женьке прохожие уступают дорогу, у него получается быстрее. Даша останавливается, задыхаясь от смеха:

– Ладно, ты победил.

Они идут дальше рядом, и Женька говорит небрежным тоном:

– Да, кстати, Мумзель, дай-ка мне свои ключи!

– Ты что-то забыл у меня? Беги, я тут знаю один дворик, я тебя там подожду, только ты быстрее. – Даша расстроилась, ей и так сейчас достается совсем немного Женьки, так теперь он еще и уйдет на полчаса, вот растяпа! Она протягивает ключи.

– Твой Мумзель имеет в виду совершенно другое, глупая ты курица. Ты завтра пойдешь гулять с Маргошей, а я приду к тебе с барышней! Потом ты придешь, а нас уже нет, мы улетели на крыльях любви!

– А как же Маринка? Мне неловко…

Женька встает смирно, делает идиотически одухотворенное лицо и поет:

– Маринка, Маринка, взлети выше солнца… – И добавляет: – Маринка к этому вообще равнодушна.

Даша, сомневаясь, качает головой, и тогда Женька серьезно спрашивает:

– Дашка, как ты думаешь, кто человеку ближе – друзья или родственники?

– Я не знаю, у меня есть только двоюродная сестра Ривка в Сибири, она сумасшедшая комсомолка, делегат какого-то съезда ВЛКСМ, представляешь? Наверное, друзья ближе, мы же их сами выбираем…

– Если бы делегат, она же депутат Ривка попросила тебя о временном приюте своей комсомольской страсти, ты бы не отказала! – Он опять кривляется. – Так разве ты можешь допустить, чтобы твой Мумзель, который выбрал бессмысленную тебя из мириад еще более жалких существ, сгорал от неудовлетворенной любви?! И учти: я буду часто, очень часто просить, нет, требовать, у тебя твои ключи. Впрочем, с сегодняшнего дня ты можешь их называть моими ключами!

– Даша, спи, мне сегодня попозже на работу, я сам отведу ребенка в садик, – тихо сказал Олег зашевелившейся Даше и шикнул на Маргошу: – Тише, дай маме поспать!

– Она может спать сколько захочет, а я так в садик ходи, – завистливо проворчала Маргоша.

Олег схватил ее и вместе с куклой и цветным комом одежды вынес из комнаты. Даша, не открывая глаз, высунула из-под одеяла ногу, прощально помахала ему и Маргоше и опять провалилась в сон.

Брак Даши и Олега, образовавшийся из Дашиной неприкаянности после смерти отца, тоски по прежней уютной семье и желания немедленно восстановить эту семью, могла постигнуть судьба всех детских браков. В таких браках на смену быстрого удовлетворения невзрослой, не знающей, что с собой делать, чувственности не приходит ничего, кроме удивления, почему рядом вдруг оказывается чужой человек, взросление которого пошло совершенно иным путем, нежели собственное.

Подсознательно Даша пыталась воссоздать родительскую семью, в которой Олег был теперь вместо Папы, зарабатывал деньги, баловал Дашу тряпками и путешествиями и не особенно вникал в ее жизнь, предоставляя ей полную свободу. Свобода, с одной стороны, была вполне невинной и заключалась в возможности дружить с кем хочется и сколько захочется, но в действительности являла собой осуществление полностью автономной, независимой от Олега жизни.

Даше удалось занять в семье позицию имеющей дома крепкий тыл дочери, которая живет своей собственной жизнью и вечером возвращается к своему доброму папе. Родственность, которая приходит в хорошие семьи наградой за проведенные вместе годы, легко досталась Даше и Олегу в придачу к детской дружбе, а спокойная уверенность в любви Олега заменяла ей собственную влюбленность. Отсутствие страсти и трепета Даша компенсировала нежностью Олега, который каждую проведенную рядом с ней минуту хотел касаться ее, обнимать, держать за руку, гладить.

Олег привычно восхищался Дашей и по-мужски покорно сносил ее капризы. Такое восхищение – как теплая постель без единой маленькой горошины, всегда можешь разлечься как пожелаешь, и, как ни повернешься, все равно тепло и уютно.

Рождение Маргоши ничего в их отношениях не изменило. Олег честно стирал пеленки и гулял с Маргошей, но долгое время дочка была для него всего лишь требующим определенных услуг младенцем. Ребенком, нуждающимся в любовной опеке, оставалась Даша. Хитрющая болтливая Маргоша, выплюнув в полтора года соску, предпочла тупому сосанию постороннего предмета общение с родителями.

С тех пор она ни на секунду не останавливалась в оповещении мира о своих чувствах и мыслях, мнениях и оценке окружающих. В три года она могла вечером выбежать навстречу Олегу, задыхаясь от желания донести до него очень важную информацию о том, что сегодня к маме приходила одна подруга и сказала, что у ее мужа есть любовница, а мама на это сказала, что… И дальше следовал подробный, достаточно толковый пересказ того, что именно сказала мама.