Если задерживающее влияние мозговых полушарий оказывается весьма слабым, то, наоборот, дыхание делается ускоренным, наступают бурные движения всех произвольных мышц, усиленное выдыхание, спазмолическое сокращение спинной части мышц внутренних межреберных, мышц нижних реберных, треугольной мышцы грудины, а в более тяжелых случаях сокращаются также брюшные мышцы: наружная косая, внутренняя косая и поперечная, а также мышца крестцово-поясничная.

Вообще говоря, вздохи служат мимическим признаком страдания, хотя они сопровождают также и некоторые наиболее живые проявления чувственности или привязанности. Чаще же всего вздохи появляются периодически при продолжительной и безмолвной печали и скорее указывают на нравственное, чем на физическое страдание.

Высшая ступень вздоха есть стон, который обыкновенно сопровождает выдыхание, как бы составляя его продолжение. Стон может перейти в крик; но крик этот бывает почти всегда машинальным и самопроизвольным выражением очень острых физических болей или же внезапных и сильных нравственных огорчений.

Зевота может выражать самые разнообразные ощущения, как например: голод, жажду и – преимущественно у женщин – потребность физической любви; но в мимике страдания зевота является одним из характерных элементов скуки.

Это мимический элемент страдания, охватывающий всю сферу мышечных расстройств и вторгающийся в сферу отделительных актов. Действительно, тут сразу встречаются сокращения многих мышц лицевых, грудных и брюшных, и вместе с тем – обильное отделение слез, которые не могут уже собираться и отводиться в носовую полость слезным протоком, и потому, переливаясь через нижнее веко, стекают по щекам.

Дарвин изучал с большой тонкостью мимический механизм плача[56]. Он заметил, что у детей плачу всегда предшествует и сопровождает его перемежающееся спазмолическое сокращение век, чем обусловливается довольно сильное давление на глаз. По мнению Дарвина, это имеет целью предохранить глазное яблоко от чрезмерного прилива к нему крови.

Внезапный страх, весть о большом несчастье, а также острая и сильная физическая боль сопровождаются обыкновенно бледностью лица, а, в некоторых исключительных, правда, случаях – бледностью всего тела.

Краснотой лица всегда сопровождается плач ребенка; часто впрочем, ее наблюдают также у юношей и у взрослых.

Одна и та же степень того или другого страдания выражается у мужчины и у женщины неодинаково. Различия эти выступают тем рельефнее, чем выше ступень индивидуального и этнического развития.

Страдание женщины, говоря вообще, выражается или остолбенением, или крайне обостренной реакцией; самое обыкновенное явление – это слезы. У мужчины, по своей природе более сильного и мужественного, выражение страдания получает характер более воинственный. Мужчина старается бороться со своим страданием; он посыпает угрозы и проклятья природе и Богу. Сжатый и горизонтально выставленный кулак – вот характерное мимическое выражение для некоторых, наиболее острых, страданий мужчины; у женщины, наоборот, преобладает пассивная форма протеста, и самое обычное выражение ее скорби представляют стоны.

Преобладание в характере женщины доброжелательных и религиозных чувств придает и мимике ее страдания отпечаток благочестия и милосердия. Напротив, у мужчины эгоизм является господствующею чертою даже в сфере страданий. В минуты скорби женщина молится и творит добрые дела, мужчина же чаще всего кощунствует и прибегает к угрозе.

Выражение страдания еще сильнее видоизменяется под влиянием возраста, чем от различия пола. Малые дети испытывают только физические страдания и всегда выражают их однообразно – плачем и криком. С пробуждением в ребенке самолюбия, ревности, чувства собственности, ему делаются уже доступными и нравственные страдания; правда, он по-прежнему выражает их криком и плачем, но плач этот в различных случаях бывает своеобразный – то непрерывный, то перемежающийся; иногда появляется только хныканье, в других случаях – рыдания.

По мере того как ребенок растет, выражение страдания приобретает новые, более сложные черты: слезы показываются реже и заменяются отчасти вздохами, рыданиями, стонами и воплями. У наиболее интеллигентных детей можно заметить известные проблески выражений высшего порядка, как например, сардонический или иронический смех и меланхолическую грусть. Эти формы выражения, уже весьма эстетичные, делаются все более и более утонченными с наступлением отрочества и ранней юности, и в этом же периоде жизни они достигают своей высшей прелести.

Молодой человек плачет лишь весьма редко; взрослый мужчина обыкновенно совсем отвыкает плакать. Но с тех пор, как нервные центры начинают слабеть, в глазах снова замечается наклонность к слезотечению, что служит первым признаком наступившего нисхождения жизненной параболы.

Вообще, выражения сосредоточенные, немые, с признаками слабой реакции составляют особенность зрелого возраста, – быть может потому, что в эту пору жизненный опыт делает нас уже менее чувствительными, или потому, что самолюбие и чувство собственного достоинства стараются умерить выражение страдания. Слезы, не сопровождаемые ни единым звуком плача, без всякого видимого расстройства дыхания, представляют в зрелом возрасте одну из самых выдающихся особенностей глубокого страдания.

В старости обычными выражениями страдания являются легко источаемые слезы, хриплый и жалобный плач, робкое изнеможение, – несмотря на то, что возрастающей эгоизм и притупление чувствительности стремятся уравновесить развитие слабости.

Если бы понадобилось резюмировать, возможно, проще наиболее характерные выражения страдания в различных возрастах, то я установил бы пять следующих главных типов:

1. Детство – крики без слез; сильный плач.

2. Отрочество – тихая грусть и меланхолия.

3. Юность – реакция угрозы.

4. Зрелый возраст – выражение горечи.

5. Старость – жалобные стоны и слезы.

Внимательно наблюдая выражения страдания различных специфических органов чувств, можно открыть новый закон, бросающий свет на множество загадочных фактов в области человеческой мимики и высшей психологии.

Характер специфических страданий органов чувств обусловливается соргана; в их выражении сказывается не только искусство самозащиты, но и законы симпатии, которые связывают каждое ощущение с определенной областью головного мозга, а, следовательно, и с известным чувством и мыслью.

Слишком яркий цвет, недостаток гармонии в сочетании цветов поражают наш глаз непосредственно. Это специфическое страдание мы и выражаем самым естественным образом, закрывая глаза, плотно сжимая веки и сокращая в то же время те мышцы, которые связаны анатомически и физиологически с круговой мышцей век. Это выражение донельзя сходно с той формой мимики, в какой проявляются и умственные страдания самого высшего порядка. При виде уродливой статуи, безобразной картины в сущности поражается не сетчатая оболочка, а тот, пока еще неизвестный, центр головного мозга, в котором сосредоточены эстетические энергии. Так как статуя или картина является первоначальной причиной эстетических страданий, то мы и выражаем их тем, что закрываем один или оба глаза, – так точно, как если бы нас ослепил слишком яркий свет. То же самое происходит, когда мы слышим какую-нибудь классическую глупость, если только, по закону контраста, она не заставит нас рассмеяться[57].