Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я также видел, что уистити из Бразилии, которых я держал у себя несколько месяцев, выражали свою радость, откидывая уши назад и приподнимая углы рта.
Вот где кроются абрисы человеческого выражения радости. Эта последняя обладает богатой мимикой, которую мы разложим на составные элементы, по тому же методу, какой принят нами для мимики печали.
Если бы я писал не опыт, а трактат о физиономии и мимике, я должен был бы наследовать один за другим все выразительные элементы удовольствия, которые могут встречаться в действительности, – то порознь, то в различных сочетаниях. Здесь я ограничусь тем, что бегло рассмотрю самые общие и самые характерные из этих элементов.
Первый из них – это поднятие углов рта, с чем всегда соединяется образование нескольких морщин вокруг глаза и вздутие тех частей щек, которые прилегают к носу. Из этих трех движений складывается улыбка, которая может быть едва уловимой, или же путем незаметных переходов превращается в смех. Этот характерный механизм наслаждения можно изучить, следя за развитием ощущения осязания, которое начинает становиться чувственным. Как только проявляется наслаждение, мышцы, поднимающие верхнюю губу, неудержимо сокращаются, – и улыбка готова. Наблюдение это было сделано уже примитивными художниками самых первобытных народов. У меня есть два идола maori, представляющие два основных типа выражения: удовольствие и страдание. Я бы воспроизвел их на страницах этой книги, но для этого понадобились бы два больших фиговых листка, чтобы скрыть некоторые подробности этих неуклюжих деревянных статуй. У той из них, на которой изображено удовольствие, углы рта приподняты; у той, которая олицетворяет собою страдание, они, напротив того, опущены.
Синоптическая таблица мимики удовольствия
Как только обозначается улыбка и большие ланитные мышцы сильно сокращаются, на нижнем веке образуются морщины. У людей возмужалых и у стариков они образуются также у наружного угла глаза. Вместе с тем брови немного опускаются; это доказывает, что одновременно с нижней частью круговой мышцы глаза сокращается и верхняя ее часть. Когда улыбка становится резко заметною, и особенно когда человек смеется, щека и верхняя губа вздуваются, нос как будто становится меньше или, лучше сказать, укорачивается, показываются верхние резцы и в тоже время образуется носогубная складка, спускающаяся от крыльев носа к углам рта. У людей возмужалых и у стариков эта складка бывает двойной.
При резко обозначившейся улыбки и тем более во время смеха глаз становится блестящим, вследствие более обильного выделения слез; вместе с тем он кажется большей величины, потому ли что напрягается сокращением круговой мышцы, или потому (как признает Пидерит), что глазное яблоко при этом сильнее наполняется кровью и другими жидкостями.
Кроме вышеозначенного феномена, смех представляет еще и другое явление: глубокое вдыхание, за которым следует выдыхание, задерживаемое частыми перерывами и сопровождаемое особыми характеристическими звуками. Это опять-таки служит доказательством распространения мимики, переходящей из внутреннего мышечного круга в концентрический внешний круг. Когда удовольствие возрастает и возбуждение усиливается, мышц лица становится недостаточно для его выражения, и в помощь к ним приходят диафрагма и дыхательные мышцы грудной клетки.
Во время смеха рот раскрывается все больше и больше, многие зубы обнажаются и, наконец, с постепенным возрастанием возбуждения в мимической игре начинают принимать участие мышцы туловища и конечностей, с одной стороны, для того чтобы дать исход развившемуся центробежному импульсу, с другой, чтобы защитить внутренности живота, которые приводятся в колебания быстрыми и энергическими сокращениями диафрагмы. При этом именно сначала откидывается назад голова, а затем туловище, лицо и шея краснеют, вены надуваются, слезы наполняют глаза и даже текут по щекам. В то же время руки прижимаются к груди или к бокам, к надчревной области и к известным частям живота; иногда смеющийся человек прислоняется животом к стене или какой-нибудь другой точки опоры, или, наконец, просто бросается на землю.
Смех, приятный вначале, может стать настолько неистовым и продолжительным, что переходит в настоящие конвульсии, которые трудно преодолеть даже усилием воли. При этом являются сильные боли в затылке и неприятные ощущения в желудке и в грудобрюшной преграде, может также наступить непроизвольное мочеиспускание, что чаще всего случается у детей и у женщин.
По свидетельству Дарвина, подобный смех до слез встречается у индусов, малайцев, дайаков на Борнео, у австралийцев, кафров, абиссинцев и туземцев Северной Америки. Я лично констатировал этот смех у многих негров различных племен и у индейцев Южной Америки.
Великий английский философ задавался вопросом: есть ли смех высшая степень улыбки, или же улыбка является последним отголоском первобытной наследственной привычки к грубому смеху. Я считаю более вероятным, что и улыбка, а смех такой же древний, как сам человек, и что, смотря по степени возбуждения, может проявиться то или другое.
Непреложность этого факта может быть подтверждена тем, что дети улыбаются раньше, чем смеются. У пятерых моих детей первая улыбка показалась на 40 или 60 день от рождения, тогда как смех появлялся не раньше, чем на 3-м месяце. Один из сыновей Дарвина начал улыбаться на 45 день, а смеяться на 113; у другого улыбка появилась в том же возрасте, а у третьего – несколькими днями раньше.
Смех служит самым характерным выражением удовольствия под влиянием чего-либо смешного; но он может сопровождать и ощущение щекотки, и аффективные радости в их остром периоде. Чувственность возбуждает смех очень редко и только в форме приступов; при том этот смех бывает спазмолический или цинический и сопровождается особого рода хрипением или скрежетом зубов.
Дети и женщины смеются чаще, нежели мужчины и взрослые, потому что первые отличаются большею возбудимостью и в меньшей степени обладают умеряющей силою мозговых полушарий. Вполне здоровый может смеяться из-за пустяков; у человека больного или находящегося в дурном настроении духа ничто не вызовет смеха. Частый смех встречается у идиотов и при некоторых специальных формах умственного расстройства. Если прибавить к этому, что многие люди, посвятившие свою жизнь науке или исканию возвышенного идеала, постоянно бывают серьезны, то можно верно оценить смысл или, лучше сказать, повод к известной поговорке: «Risus abundat in ore stultorum (смех изобилует в устах дураков)».
Мы видели уже, что многие великие люди охотно и шумно смеются; но здесь будет уместно прибавить, что смех находится в гораздо более тесной связи с нравственным характером и состоянием здоровья, чем со степенью развития человека. Люди надменные, хвастуны и глупцы смеются мало ради того, чтобы не уронить своего личного достоинства. Я думаю, что отсюда же возникла и характерная черта испанской народности. Точно также завистливые, злые, недоброжелательные люди смеются редко, потому что они пропитаны желчностью и постоянно бывают раздражительны. Думать о зле, делать зло, вспоминать о нем – вот повседневное занятие этих несчастных, томимых вечной жаждою ненависти и злословия. А все эти настроения отнюдь, конечно, не располагают к смеху.