– Вы думаете, я тогда не сомневался? Еще как сомневался, а потом надломилось что-то. Тут еще Достоевский со своими книжками, – принялся объяснять Скоков.

– А Достоевский чем перед тобой виноват? – удивился Субботин.

– Прочитал «Преступление и наказание» и решил, что смогу. Но это в книгах легко. Да что теперь говорить об этом, – махнул рукой Валентин. – В последний момент меня и осенило.

– Значит, ты себя Раскольниковым возомнил, а я вроде как Порфирий Петрович, – неожиданно развеселился Субботин. – Остап Бендер ты, а не Раскольников, сын турецкоподданного. Что же ты до сих пор всем головы морочишь? Двести человек едва за решетку не отправил, мы из-за тебя по ночам не спим. – Субботин провел ладонью по заросшей щеке.

– Если бы я правду выложил, с меня бы деньги потребовали. А я уже часть потратил. Остальные за обучение внесли.

– Ты что же, собирался за убийства сидеть? – изумился Субботин.

– Почему за убийства? Собирался после Ленкиного зачисления покаяться, а там уж как повезет, – объяснил он.

– Да не нужны им эти деньги, они уже всем поперек горла! – воскликнул Субботин. – Все счастливы, что ты таким киллером-пацифистом оказался, и готовы тебя сию же минуту отсюда на руках вынести. Иначе сидеть бы вам всем за колючей проволокой. Даже после твоей правды.

В конце рабочего дня Субботину позвонил в отдел начальник райуправления.

– Тебе из городской прокуратуры не звонили? – спросил он.

– Нет. А что у них стряслось? – притворно удивился Субботин.

– Там сегодня обвиняемые по «делу бомжей» следствие приступом брали. Все как один поменяли свои показания, – объяснил полковник и в нескольких словах пересказал содержание фантазии, авторство которой принадлежало Субботину. – А еще заявили, что это ты с помощью угроз первоначально вынудил их себя оболгать.

– Быть такого не может, – изобразил испуг и растерянность Субботин. – Как я мог один стольких людей запугать? Вы же меня знаете!

– Я-то знаю, а вот в прокуратуре – нет, и очень тобой заинтересовались. Попросили представить на тебя письменную характеристику. Скоро туда потащат.

– У меня совесть чиста, даже перед прокуратурой, – невинно произнес Субботин.

– Ты из себя девочку не строй. Там уже сейчас за голову хватаются, – взорвался полковник. – Все доказательства к херам полетели, и этот… уже месяц как арестован. Кто же их надоумил такую байку сочинить? И ведь главное, что не опровергнуть ее.

– Да, неглупый человек постарался, – согласился Субботин. – А если он их действительно не убивал, и бомжи эти скоро объявятся?

Торжествуя в душе, он не мог отказать себе в удовольствии высказать вслух подобное предположение. Однако его слова и интонация не ускользнули от внимания и насторожили милицейского волка.

– Слушай, Субботин, а это не ты, случаем, воду замутил? – спросил он. – Здесь ведь рука профессионала чувствуется.

– Что вы, Николай Алексеевич, мне-то зачем это нужно? У меня своих забот хватает, вот для дежурки линолеум раздобыл.

– Ох, смотри, доиграешься, прокуратура от обиды тебя прихлопнет.

– Полагаю, что больше, чем на неполное служебное, не потянет, – прикинул Субботин. – Сейчас каждый считает своим долгом бросить в нас камень. Даже собственные генералы своими «чистыми руками» всю милицию грязью вымазали, что уж про обывателей говорить.

– Тебе видней, ты мужик умный, – согласился полковник, почувствовав в его словах и поведении какую-то непоколебимую уверенность. – Делай как честь и совесть подсказывают.

После окончания разговора Субботин закурил и расслабился в кресле, но дальнейший ход его мыслей оборвал сочный храп, докатившийся из помещения архива. Он оставил кабинет, добрался до двери с надписью «Архив» и отворил ее собственным ключом.

Раскинувшись на матрацах, на полу кладовой отдыхали после утомительной дороги члены сельхозкоммуны, оторванные Толиком Филимоновым от земельных угодий. Носком ботинка он пошевелил храпевшего на весь отдел Семена, который, не просыпаясь, перевернулся на другой бок и затих. Зачерпнув горсть черники из стоявшей в его изголовье корзины, Субботин запер дверь и в раздумье вернулся обратно.

На другой день очередная партия «запуганных» милицией людей в точности повторила в прокуратуре маневр и слова первопроходцев. Лишь Анна Сергеевна Вознесенская, как обычно, выделилась из общей массы нестандартностью своего мышления и на вопрос, чем ее запугивал Субботин, мстительно заявила: «Кондоминиумом».

Прокурорские работники вторые сутки бились над решением задачи экстренной важности: как в новых условиях доказать вину Скокова. Однако события следующего дня приостановили их творческие усилия и превратили многотомное уголовное дело в груду макулатуры.

Ведомые Сергеем Петровичем Серебряковым, в кабинет к прокурору города ввалились с корзинами в руках изгои жилищной приватизации: после генеральной репетиции они были выпущены Субботиным из архива и доставлены Толиком Филимоновым к дверям прокуратуры.

Занесенные официальными органами в графу «Боевые потери „Перестройки"» и неожиданно для всех материализовавшиеся в кабинете прокурора, они тут же затоптали красовавшийся на полу ковер с восточным орнаментом резиновыми сапогами фабрики «Красный треугольник». Увидев это безобразие, прокурор одной рукой схватился за сердце, а другой за телефонную трубку, и через минуту подоспевший ему на помощь начальник следственной части увлек за собой осквернителей.

Он долго допрашивал каждого из них и письменно фиксировал показания, которые не прибавили ему оптимизма. Вдоволь наслушавшись рассказов о высоких душевных качествах Валентина Скокова и прелестях деревенской жизни, он взял у них обязательство не покидать город и выставил из кабинета.

– Завтра поедешь в тюрьму, и если Скоков все это подтвердит, срочно его освобождай, – приказал он Ильюшину, после того как артельщики покинули прокуратуру и отправились ночевать в архив. – Чувствую, мы с этим делом в такой заднице окажемся. Преступлений нет, обвиняемых нет, а у нас человек сидит. Ты с ним повежливее, а то, если жаловаться начнет, нам всем крышка, – озабоченно произнес начальник следственной части и хлопнул ладонью по возвышавшейся на столе многотомной конструкции. – Как это могло произойти, пока не пойму. А с майором этим чуть позже разберемся.

Он протянул Ильюшину последние протоколы допросов.

– Почитай. Потом в дело вложишь. Они все, видите ли, собрали деньги, чтобы бездомным помочь, но не знали, как это сделать. Вот Скокова и уговорили… А тот бомжам на пожертвования домик купил и пристрастил к сельскохозяйственному труду. – Начальник следственной части поморщился и передернул плечами. – Бред какой-то, особенно в наше время. Никогда я в это не поверю, не такой у нас народ.

Однако верил он или нет, но, как и предрекал Субботин, с написанным приходилось считаться и, несмотря на множество неразрешенных вопросов, ставить в уголовном деле последнюю точку.