Насколько я знаю, Джулиас тоже не был ни с кем обручён.

Я незаметно слежу за ними, прислушиваясь к разговору. Профессор Кристиан перечисляет, какие печати Совета магов потребуется украсть, когда Лукреция в следующий раз поедет в Валгард, и она невозмутимо отвечает, что у неё, скорее всего, получится, а что – нет. Я не вижу на их лицах или в жестах никаких намёков на страстные чувства – они просто очень давние друзья. Соратники в битве, уставшие и закалённые в боях.

И всё же они не открывают друг другу свои сердца.

– Вы не обручены, – невольно вырывается у меня, и я тут же вспыхиваю от стыда.

Лукреция цинично усмехается и качает головой.

– Нет. Эту стрелу я отвела. – Она многозначительно смотрит на меня. – Не без труда, однако.

– Что вы сделаете, когда наступит пятый месяц?

Лукреция тяжело вздыхает:

– Мне придётся уехать, прежде чем закон о всеобщем обручении вступит в силу.

Джулиас молча слушает, по его лицу ничего не прочесть.

– Куда вы направитесь? – спрашиваю я.

– В земли Ной. – Лукреция греет руки о тёплую чашку. – Там мой брат Фейн. Мои сёстры. Наша приёмная дочь Зефир.

Где-то я слышала эти имена…

– Помнится, дядя Эдвин упоминал кого-то по имени Фейн. Они, случайно, не были знакомы с вашим братом?

Лукреция и Джулиас обмениваются быстрым взглядом.

Понятно. Были знакомы. И что тут такого? Опять тайны?

– Они познакомились в университете, – отвечает Лукреция, тщательно подбирая слова.

– А моих родителей он тоже знал? – ошеломлённо спрашиваю я.

Уголок рта Лукреции неуловимо вздрагивает:

– Да.

Похоже, больше мне ничего из них сегодня не вытянуть. Что ж, сменим тему.

– А вы тоже поедете на восток? – поворачиваюсь я к Джулиасу.

– Когда-нибудь поеду, – кивает он. – Пробуду здесь, сколько смогу. Ещё стольких надо переправить через границу.

Скольких же друзей я вскоре лишусь… Даже думать об этом тяжело. Когда все разъедутся, в Западных землях мне станет совсем одиноко.

– Что ты собираешься делать, когда придёт время обручиться? – спрашивает меня Лукреция.

– Не знаю, – беспомощно пожимаю я плечами. – Уехать я не могу: нельзя бросать дядю. Я не могу оставить его в Валгарде с тётей Вивиан.

Лукреция чуть приподнимает брови, безмолвно задавая ещё один важный вопрос. Кажется, разговор принял не самый приятный оборот.

– Ты выяснила, на чьей стороне Лукас Грей? – спрашивает проректор.

О да. Вот уж загадка, спрятанная в головоломке.

– Я знаю, что он не поддерживает нововведений Фогеля, – отвечаю я. – Однако никаких подробностей о его предпочтениях вытянуть из него мне пока не удалось.

– Поговаривают, что гарднерийцам скоро доверят охрану границ вместе с верпасианами и ву трин, – говорит Джулиас. – Возможно, они встанут на горных перевалах между западом и востоком.

– Военные на это задание наберут добровольцев из Четвёртого дивизиона, – произносит Лукреция.

Что ж, намёк вполне прозрачный.

В моей памяти вдруг возникают пылающие огнём глаза Айвена, и сердце тоскливо сжимается.

Хватит. Отпусти его.

В моих силах совершить очень важный поступок – принести настоящую пользу. Не всё же варить микстуры и лечебные мази!

С первым лучом солнца я иду в башню, где держат соколов.

Почтовые соколы с блестящим тёмным оперением сидят в круглом зале каждый на своём шестке. На левой лапке блестит железное кольцо с тонкой цепочкой, другим концом соединённой с жёрдочкой.

Юный гарднериец-соколятник удивлённо читает имя адресата на тонком листке свёрнутого пергамента и тревожно вглядывается мне в лицо, не решаясь ни о чём спросить.

Ох, Лукас… И здесь о тебе наслышаны.

За высокими арочными окнами расстилаются земли Верпасии. Голубоватые пики Северного хребта в снежных шапках взирают на нас с холодным величием.

Айвен скоро уедет. Нам всё равно не быть вместе. Никогда. Мне лучше запечатать сердце и дать чувствам остыть.

Буду влиять на то, что мне подвластно. Здесь, в Западных землях.

– Адрес точный, маг? – переспрашивает худенький гарднериец.

Он держит моё послание с таким страхом, как будто хрупкий пергамент в любую секунду может воспламениться в его руках.

– Точный. Отправляйте.

Я сделаю всё, что потребуется, лишь бы перетянуть Лукаса на нашу сторону и заставить его сражаться с Гарднерией.

Соколятник ещё несколько раз бросает на меня испытующие взгляды, заталкивая мою записку в крошечный мешочек и привязывая его к лапке одного из почтовых соколов. Предчувствуя новое задание, сокол ерошит пёрышки и нетерпеливо подпрыгивает. Все птицы окольцованы особыми железными браслетами с зелёными рунами, которые указывают пернатому посланцу путь: половина выписанного рунами заклинания остаётся у соколятника, а вторая половина – в месте назначения. Чары накладывает гарднерийский маг света.

Крошечные руны мерцают в тусклой утренней дымке, сплетённые в невыразимо прекрасную вязь. Создавать заклинания с помощью рун – очень редкий магический дар. В Гарднерии всего один чародей владеет такой магией, и я восторженно рассматриваю созданное им волшебство.

Соколятник открывает северное окно, и внутрь врывается ледяной ветер, взлохмачивая мне волосы. Под моим мрачным, решительным взглядом гарднериец отстёгивает цепочку и, прищёлкивая языком, несёт обрадованную птицу к окну. Сокол расправляет крылья и взмывает в воздух, постепенно поворачивая на северо-запад, к холодному рассвету.

Его путь лежит через горы, за границу Верпасии.

К Лукасу Грею.

В тот же вечер у подножия холма, на котором возвышается Северная башня, останавливается роскошная чёрная карета. На блестящей двери – эмблема Четвёртого дивизиона. Карету сопровождают двое верховых – маги второго уровня, а поводья держит маг четвёртого уровня. Дверь открывают, и я с удивлением вижу, что внутри никого.

– Где Лукас? – настороженно обращаюсь я к охране.

– Нам приказано доставить вас, маг Гарднер, к нему, – получаю я короткий бесстрастный ответ от симпатичного солдата с застывшим лицом.

– Куда? – Так просто сдаваться я не собираюсь.

Он коротко кивает на северо-запад:

– К хребту, маг.

Да уж, рассеял все сомнения, называется. Почему именно туда? Там, в предгорьях, ничего нет – пустоши да фермерские хозяйства.

Военный молча ждёт, пока я оглядываю белые скалы Северного хребта и снег на вершинах, мерцающий в лунном свете серебром.