— И чего мы расселись? Разминайся, разгоняй кровь!

— Степыч, где остальные? — спросил один из парней, разглядывая Наташу, не таясь. — Училка есть. Ножки зачетные, — он ей подмигнул. — На подходе, что, монашки и гимназистки?

— Будут через час, может чуть больше, — усмехнулся тот в ответ. — Отдыхайте, а мы пока проведем… урок с Натальей Батьковной.

Он обернулся к ней и произнес очень тихо:

— В дом. Сама пойдешь или помочь?

Она молча проследовала к крыльцу.

Он довел ее до комнаты и оставил одну, ничего не сказав. Дверь запер на ключ. На окне были опущены внешние рольставни. Из обстановки: диванчик, широкие кресла, пара небольших столиков и вдоль стен до потолка стеллажи с книгами. Никакого верхнего освещения, только торшеры и настольные лампы. В другое время эта библиотека могла показаться желанным укромным тайником, где можно потеряться в разных мирах на страницах любимых или новых авторов, спрятаться в глубине кресла и просто пить чай. Сейчас же, став ее тюрьмой, она была лишь еще одной насмешкой от Степана. Время словно растянулось и тоже погрязло в той липкой страшной паутине, которую никак не удавалось стряхнуть. Как и уловить, прошло полчаса или больше часа. Она ходила от кресла к дивану, от окна к двери, заставляя тело и голову работать. Попытаться бежать? Стукнуть его книгой или лампой, угнать машину, выбить ворота, искать помощи в деревне? Это и в кино выглядит неправдоподобно… Он выше и сильнее. В доме есть другие люди. Она лишь разозлит его еще больше. Прикинуться, что заглотила наживку и сомневается в Денисе, что его прошлое и наговоры Степана и правда могут заставить ее отвернуться от любимого человека, которого она знает и чувствует? Она плохая актриса и еще более никудышная лгунья… Боже, хоть бы он не тронул детей!

ЗамОк ожил и в комнату вошел Степан с ее телефоном в руках. Закрыл дверь и привалился к косяку. Наташа замерла у окна.

— Пора отправить привет Дэну. Так, прикрепляю. Отправляется… отправляется. Доставлено. Ну что, шустрый, открывай. Ага, прочтено. Теперь слушай, а мы попрощаемся.

Он отключил телефон. Засунул его на ближайшую верхнюю полку. Улыбнулся, охватывая взглядом Наталью.

— Вроде не в моем вкусе, но притягиваешь. Знаешь чем? Ты не притворяешься. Поначалу тебе не веришь, потому что все вокруг привыкли притворяться, и ты сам привык. Потом понимаешь, что ты не играешь. Ты смущаешься от сальных шуток, ты радуешься, что у тебя просят добавки, ты смотришь на Дэна и реально видишь его одного и его самого. Дай мне немного той искренности, которая перепала ему. Он уже своё получил. А ты же нежадная. Подари и мне немного.

Она стояла перед ним. Обычная стройная женщина, но глаза горели и в каждой черточке и линии ощущалось какое-то неломаемое достоинство.

— Ты понимаешь, что одновременно просишь меня быть искренней и устроить чудовищный фарс? Быть честной и притворяться?

Он замотал головой и покачал указательным пальцем, подходя к ней. Она собрала всю волю, чтобы не отшатнуться от него.

— Нет-нет, не так. Повторяю: Дэн своё получил. Эстафету принял я.

Она вся вытянулась.

— Эстафета — дело добровольное, а я согласия не давала и не даю.

Он схватил ее за руку, с силой дернул. Она почувствовала резкую тянущую боль в запястье, стиснула зубы, чтобы не застонать, а он уже тащил ее за собой по дому через переход в те конюшни, которые в самом деле оказались похожим на них строением, с длинным коридором, но глухими «стойлами». Он открыл самый дальний отсек и втолкнул ее внутрь.

— Как же мне хочется стереть этот взгляд превосходства с его лица, а теперь и с твоего тоже.

Он врубил яркий для такого маленького помещения свет. Множество закрытых полок на стенах, окон нет. Наташа взглянула на потолок и увидела на нем несколько крюков, через один из которых перекинута свисающая веревка. Степан вытянул ее руки над головой и обвязал одним концом. Взял другой и отошел к стене.

— Ты дашь мне то, что я от тебя хочу! — он резко дернул веревку и приподнял Наталью, вынуждая встать на цыпочки, практически оторвав от пола. Запястья снова пронзила боль, и она поморщилась.

— А разве я не даю? Ты хочешь искренности. Так вот она. Мне по-настоящему больно. Я не делаю вид, что ловлю кайф. И это искренне. Я презираю тебя за то, что ты сейчас делаешь. И это искренне. Мне страшно. И это искренне. Ты жалок в своих попытках через унижение и угрозы вызвать к себе хотя бы симпатию. Мне тебя не жаль. Мне тебя жалко! И это искренне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Он отпустил верёвку и подскочил к ней. Она неловко приземлилась на пол, с трудом удержавшись на ногах.

— Страшно?! Это хорошо.

Он намотал конец веревки на кулак и, дергая, заставил ее пройти к входу в ангар, который она видела снаружи. Приоткрыл дверь и прижал ее к проему, указывая вперёд.

Денис откинулся на спинку кресла. После общения с юристами голова гудела. Дела шли неплохо, что радовало. Володя уже забрал мальчиков из школ и вез домой. Ксения занесла кофе. Он в очередной раз проверил время. Больше двух часов, предостаточно для обеда, пора бы Наташе заканчивать. Хотя он сам не любил, когда его прерывали во время переговоров. «Еще полчаса и напишу ей» — решил он для себя и сделал глоток из чашки.

Телефон просигналил о входящем сообщении. Он улыбнулся, увидев, что оно от неё. Открыл. Голосовое и объемное. Внутри шевельнулась тревога: что-то случилось. Проще позвонить, чем записывать столь продолжительное послание. Он нажал воспроизведение. «Пытаешься понять, что происходит, да?.. О, кстати, привет, Дэн. Узнал?..» Денис будто враз оглох ко всем внешним звукам, кроме голоса Степана. С ЕЁ телефона. Он сжал кулаки и слушал дальше. По мере излияний Степана нервы натягивались тугими канатами, кровь зашумела в ушах, во рту горчило от ярости, каким же мразотой обернулся давний приятель, и страха за неё, за его ни в чём не виноватую, такую чистую и ясную девочку.

Он заставил себя прослушать запись дважды, будучи уверенным, Наташа не просто так проявилась в конце. Пролистал переписку до того царапнувшего его «ОК». Слово точно было НЕ от неё. Три часа назад. Где же тебя искать? Он набрал начальника охраны, попросил пробить ее телефон по местоположению и попробовать отследить последнее сообщение. На это нужно еще время, а оно — слишком большая роскошь для него сейчас. Из-за него страдает самый дорогой ему человек. От отогнал эту мысль, потому что не мог позволить себе развалиться на куски. Потом, винить и наказывать себя будет потом.