— Извините, что заставляю вас заново это пережить, но вы ведь понимаете, насколько…

— О, да. Да и психиатры не советуют замыкаться в себе. Одно меня хоть как-то утешает: я ведь её всё-таки не убила. Не нарочно же. Только это я себе и повторяю.

— В котором часу вы пошли в студию?

— Чуть раньше начала занятий. Мы шли вместе с Бейсилом. В студии уже была Кэтти Босток, а также… Сейчас, вспомню. Да, этот жуткий австралиец, Ли, Ормерин и Малмсли подошли чуть позднее.

— Вместе или порознь?

— Не помню. Когда я пришла в студию, никого из них там ещё не было.

— Понятно. Что дальше, мисс Сиклифф?

— Мы установили мольберты, палитры, разложили кисти и так далее. Последней пришла Соня и тогда Кэтти сказала, что можно начинать. Соня отправилась в чулан и разделась. Затем вышла оттуда в белом кимоно и принялась слоняться по студии, заговаривая с мужчинами. Кэтти велела ей идти к подиуму и лечь в позу. Соня стала укладываться в позу, очерченную мелом. Сначала она делала упор на полусогнутую правую ногу… Я понятно объясняю?

— Да, вполне.

Внезапно эта сцена со всей живостью предстала перед глазами Аллейна. Словно воочию он увидел натурщицу, облачённую в белое кимоно, сквозь которое проглядывало её молодое прелестное тело. Вот она подходит к мужчинам, заговаривает с ними, потом, повинуясь строгому окрику Кэтти, медленно приближается к подиуму, сбрасывает кимоно и, обнажённая, принимает нужную позу.

— Она стала, как обычно, жаловаться, что поза ей уже до смерти надоела. Да, она ещё спросила, не знаем ли мы, куда именно отправился Гарсия. Должно быть, он не соизволил поставить её в известность. Затем легла на бок. Драпировка была по-прежнему натянута у неё за спиной. У нас так повелось, что в нужную позу, которую придумала мисс Трой, укладывала Соню я. То есть, Соня вполне могла принять её и сама, но при этом столько хныкала и ругалась, что мы решили ей помогать. Я брала её за плечи и прижимала спиной к помосту. И вот я подошла к ней и взялась за плечи, но Соня вдруг ни с того, ни с сего закапризничала и сказала: «Не надо». Я ответила: «Не вредничай». Кэтти добавила: «Господи, Соня, хватит выпендриваться!». Или что-то в этом роде. Тогда Соня вдруг сказала: «Ой, до чего у тебя руки холодные — ты делаешь мне больно». И вырвалась у меня из рук, прижавшись спиной к помосту, а тут я ещё как раз надавила сверху. О Боже! — Вальма обхватила лицо руками.

— Она не сопротивлялась, но я почувствовала, что её тело вдруг дёрнулось, а потом как-то странно задрожало. Даже не могу это описать. Все случилось в одно мгновение. Потом её глаза широко раскрылись, а лоб сморщился — словно в изумлении. Мне показалось, что она ещё раз сказала: «Не надо», но я уже не уверена. Почему-то — сама н-не знаю, почему — я вдруг подумала, что Соня рожает и у неё начались схватки. Это просто необъяснимо. Но я нутром понимала, что с ней что-то случилось. Я посмотрела ей в лицо и, кажется, произнесла: «Соня заболела». Кэтти или ещё кто-то фыркнула: «Чушь собачья!». Потом Соня ещё раз вздрогнула и затихла. Филлида Ли сказала: «Она в обмороке». Тут п-подошли ос-стальные. Кэтти обхватила Соню руками и попыталась приподнять, но у неё ничего не вышло. Она сказала: «Я не могу её сдвинуть — её что-то держит». Потом она потянула сильнее и С-Соня подалась… Вдруг Ормерин выкрикнул: «Mon Dieu, c'est le рoignard!».[17]А драпировка словно приклеилась к моей руке. Кровь так и хлестала из раны в спине. Вмиг залила всю спину. Все засуетились, а Кэтти попыталась остановить кровь с помощью какой-то тряпки. Тут пришла Трой. Она сразу же послала Бейсила за врачом. Потом посмотрела на Соню и сказала, что та ещё жива. Не знаю, сколько прошло времени, но Соня вдруг как-то кашлянула. Глаза её широко открылись. Трой подняла голову и сказала: «Она умерла». Филлида Ли заплакала. Мы все стояли и молчали. Вернулся Бейсил и Трой сказала, что никто не должен покидать студию. Она накрыла Соню драпировкой. Мы заговорили про кинжал. Ли и Хэчетт сказали, что это — дело рук Г-Гарсии. Тогда мы все согласились, что это именно так. Потом пришёл доктор, осмотрел Соню и вызвал п-полицию.

Голос Вальмы Сиклифф словно замер в отдалении. Если начинала она свой рассказ вполне спокойно, то теперь речь её звучала все более и более сбивчиво, а по рукам прокатилась мелкая дрожь.

— Я даже не ожидала, что это на меня так подействует, — с трудом выдавила она. — Однажды врач мне сказал, что у меня нервы столь же чувствительные, как струны скрипки.

— Да, все вы испытали ужасное потрясение, — кивнул Аллейн. — Скажите мне, мисс Сиклифф, когда вы впервые заподозрили, что ловушку подстроил именно Гарсия?

— Сразу же. Я вспомнила, что рассказала мне Ли про подслушанный разговор Сони с ним. Я просто не в силах представить, чтобы это мог сделать кто-то другой, да и к тому же…

— Да?

— К тому же, эта выходка вполне в стиле Гарсии. Мне всегда казалось, что кровь в его жилах холодная. Он давно по мне сохнет, но сама мысль о том, что он ко мне притронется, вызывает у меня омерзение. Ли уверяет, что он страшно сексапилен, да и Соня была от него без ума, но лично я этого не замечаю. Мне он просто отвратителен. И чего в нём находят все эти женщины!

— А причина?

— Думаю, что Соня ему просто осточертела. Она ведь буквально изводила его своим вниманием. Не отходила ни на минуту. Следила за каждым его шагом. Мужчины сатанеют от такого поведения… — Мисс Сиклифф пристально посмотрела на Аллейна. — Не так ли, мистер Аллейн?

— Боюсь, что не считаю себя знатоком в этой области.

— Ну и, конечно, она окончательно вывела его из себя, изуродовав мой портрет. Представляю, как эта дурёха меня ненавидела. Есть в этом нечто фрейдистское — как чисто сексуальная ревность выливается в надругательство над изображением, символизирующем ненавидимую личность.

— Несомненно, — произнёс Аллейн, с трудом подавив жест нетерпения.

— И ещё я считаю, что Соня собиралась родить ребёнка и требовала, чтобы Гарсия на ней женился. Боюсь, что в какой-то степени тут есть и моя вина.

Вид у Вальмы Сиклифф был покаянный, но в голосе, как показалось Аллейну, мелькнули самодовольные нотки.

— Вот как?

— Да, к сожалению. Ведь, не будь Гарсия так влюблён в меня, ничего этого не случилось бы.

— А я считал, — произнёс Аллейн, — что вас заботит ваше непосредственное участие в случившемся.

— Что вы хотите этим сказать? — насторожилась мисс Сиклифф.

— Как-никак, ведь именно вы сыграли роковую роль, опустив натурщицу на острие кинжала. — Голос Аллейна звучал глухо. — Скажите, мисс Сиклифф, вы не ощутили сопротивления? Не услышали какой-нибудь необычный звук, когда кинжал вошёл в тело?

— Я… Мне не…

— Для нас важно выяснить любые, даже самые мельчайшие подробности её агонии, — сказал Аллейн. — Очень вас прошу — попробуйте вспомнить.