– А там есть обвиняемый? И не Сережа, как я понимаю.

– Правильно понимаешь. Да, обвиняемый есть. Он, кстати, как раз один из тех, кто ехал в машине твоего мужа. Но он даже не видел, что твой муж к погибшему подходил. Этого в его показаниях нет. Он дал показания, что не знает, где был в момент драки водитель. Что он, может быть, к тому времени уже уехал.

– Ты и это знаешь? Господи, да ты же волшебник.

– Нет, Лиза, я не волшебник, – сказал Юра, одновременно читая какие-то сообщения на своем телефоне. – Я только учусь. Но деньги и связи помогают нам творить самые настоящие чудеса. Итак, с Воронежем мы разобрались, а вот что ты можешь мне сказать о связях своего мужа в мире наркоторговли? Тебе было что-то об этом известно?

– Нет, конечно! – возмутилась я.

– Это хорошо. Это хорошо, что ты так уверенно об этом говоришь, потому что, понимаешь ли, вряд ли полиция реально верит, что ты ни при чем. Ведь если обычному обывателю мир наркоторговцев кажется страшным и каким-то далеким, как пояс Ориона, на деле наркодилеры – такие же люди, как и мы. Они живут среди своих родных, у них матери и даже иногда отцы. Они играют в «Доту», пьют пиво, хотят купить новый «Пентиум». Дети у них есть, жены. И, как правило, большая часть этих чудесных людей вокруг не только знает о сфере интересов своих наркодельцов, но и пользуется плодами наркоторговли.

– Ну, в таком случае я совершенно чиста перед правосудием. Я ничего не знала, никуда не летала. И вообще, Сережа не только не давал нам никаких денег, но и в доме нашем появлялся в чистый четверг по праздникам, – бросила я, накидываясь на засохшее пирожное «Картошка».

– Да, видимо, это и следствие тоже обнаружило, во всяком случае, в деле ты почти не фигурируешь. В твоей ситуации плохо только одно – что ты оказалась в машине в момент захвата. Как бы, понимаешь… ну не должны оказываться в машинах люди, которые не в курсе, что там припрятано. Особенно в момент непосредственной транспортировки такого большого количества этой дряни. С другой стороны, в сигнале про тебя не было ни слова, и отпечатков твоих не было ни на пластике, ни тем более под пластиком. Хотя и Сергеевых тоже не было, его – только на руле и капоте.

– В сигнале? В каком сигнале? – переспросила я.

– Ну да, в сигнале, – пожал плечами Молчанов. – Захват ведь производился по наводке. Ты же понимаешь, такие вещи просто так не происходят. Такие операции разрабатываются, подготавливаются. Или ты считаешь, что группа захвата в полном составе просто колесит по МКАД и наваливается на машины, которые ей кажутся подозрительными? Ау, я уже сказал, в полиции каждый чих дорого стоит. И денег много, и согласований, и отчетов.

– Подожди, подожди, но какой именно сигнал, кто его дал? Полиция? – «тупила» я. Юра отпил из чашки, к которой я лично и прикасаться бы побоялась – по причине явной бактериологической угрозы.

– Да не знаю я. Хотя… нет, знаю. Если на то пошло, не полиция. Сигнал был анонимный, от осведомителя или типа того. Я видел стенограмму разговора в деле. Я, конечно, не могу сказать, что я прямо читал дело. Мне вообще-то только дали посмотреть фотографии с места, это да. Остальное я так, краем глаза.

– Острый у тебя край, – натужно рассмеялась я.

– Острый, и не только. Кстати, я там, в деле, и тебя видел. В смысле – фотографию, – поделился со мной «радостью» Юра. – Ты весьма живописно лежала на дороге. Как Аль Капоне. Нет, правда.

– Да уж, сомнительное достижение. Только Никасу Сафронову не говори, а не то тут же побежит увековечивать нас. Значит, анонимный осведомитель?

– Да черт с ним, с осведомителем. У полиции таких полно. Ты вот лучше скажи, ты сама-то как? Файка сказала, у тебя пропало молоко?

– Это да, – рассеянно кивнула я. – Ну, спасибо тебе, Юра. Просто невероятно ты мне помог!

– Ну, пожалуйста, – хмыкнул он и хитро посмотрел на меня. Мне лично Молчанов никогда не нравился, он казался мне слишком шумным, слишком рискованным – такой в любой танковый люк сиганет, не задумываясь. Но я могла понять, почему Фаина сходила по нему с ума.

И почему она ушла от него, я тоже понимала.

– Это что, не все? – спросила я, прищурившись. Юра загадочно улыбнулся.

Я потом еще долго думала обо всем этом, пока шла до метро, пока стояла на эскалаторе. Анонимный звонок – это было странно. Об этом нужно было рассказать Сереже. Кто-то подставил его, усадив за руль машины, начиненной героином. Какой-то герой на героине. Этот кто-то мог и анонимно позвонить.

– Вы в поезд заходите? – спросили меня, и я дернулась, обнаружив себя на платформе, в толпе – перед открытыми дверями вагона. Я мешала проходу пассажиропотока, и пассажиропоток был недоволен. Он подхватил меня под руки и вдавил в вагон, повесил меня на металлическом поручне. Не прислоняться. Не блокировать двери. Никому не верить. Я достала телефон и включила его, чтобы загрузить обратно «telegram», на моем экране всплыла эсэмэска от Капелина:

«…Ты там в порядке, Лиза?..»

Я вдохнула полной грудью, пытаясь справиться с волнением. Его высокая инопланетная фигура, его уверенность в себе, жесткие вьющиеся волосы и беззаботный смех сейчас были для меня как окно в параллельное измерение. Пройти невозможно, смотреть можно. Не пытайтесь покидать кабину лифта во время движения. Я подключилась к Интернету метрополитена и нашла в магазине приложений «telegram». Я начинала понимать, отчего наши правоохранители с такой ожесточенной яростью боролись с этим безопасным с виду приложением. Я стояла в вагоне поезда, окруженная десятками усталых равнодушных людей, а в моих руках телефон превращался в орудие преступления, пусть и не совершенного нами, но тем не менее надежно прикрытого.

Сережи в Сети не было. Я решила подождать. Кольцевая линия давала мне все возможности. Я уселась в угол и закрыла глаза, когда телефон зазвонил. Я подумала: это он, и отчего-то улыбнулась.

– Я тебе мешаю? Или ты специально мне не отвечаешь? Вроде я не успел тебе надоесть! – сказал мне Герман Капелин и тихо засмеялся, словно сам удивился такой абсурдной идее. – Мне нужно срочно выяснить, какой размер у твоего сына.

– Что? – вытаращилась я. – Зачем?

– Ну, не знаю, – хмыкнул Капелин. – Планирую сделать кибернетического робота – точную копию твоего сына, так что буду снимать параметры.

Я онемела. Капелин заржал так громко, что его смех был слышен моему соседу. Он недовольно обернулся и покосился на меня. Поезд тронулся и полетел в сторону тоннеля.

– Я сейчас пропаду, – сказала я.

– Не пропадай, ты что. Я тебя спасу! – тут же, не задумываясь, ответил Капелин. Я растерянно открыла рот, затем закрыла его и снова открыла.

– Я вообще-то про поезд. Мы сейчас в тоннель въезжаем. Я могу пропасть. Алло? Алло? – но пропала не я, а он. Или, возможно, мы пропали. На следующей станции я выскочила из поезда и пошла к эскалаторам. Шум мешал, поезда то приходили, то отходили с нарастающим грохотом, но мы с Капелиным то кричали, то шептались, то переходили на нормальный тон – пока у меня не «умер» телефон. Только после этого я вспомнила, что забыла переслать Сереже информацию об анонимном информаторе. Или как его там. Осведомителе. Капелин сказал, что у его знакомых есть магазин детской одежды и там как раз сейчас распродажа – только для своих. Чудовищно низкие цены. Для Васи он еще понимал, что брать. Если человеку нет еще и года, что ни купи – будет либо впору, либо на вырост. А вот с мужчинами за четыре иметь дело гораздо сложнее.