И никакого кольца на моем пальце.

– Как же я понимаю теперь Гамлета, – сказала я, врываясь в квартиру Майки с Ланнистером наперевес.

– Начало мне нравится, – хмыкнула та. – Быть иль не быть?

– Сказать иль не сказать, вот в чем вопрос, – я перевалила кота на заботливые Майкины руки. – Соврать иль не соврать, вот в чем вопрос. – И демонстративно прошла в кухню, давая Майке понять, что просто так не уйду. Придется со мной дружить, хоть и поздно, хоть и устала соседка после целого вечера личной жизни с котоненавистником Константином.

– Врать нехорошо, – немедленно ответила Майя, пытаясь преградить мой путь к кухонному дивану. – Врать – грех.

– Вот и скажи своему Константину, что кота ты никому на самом деле не отдала. Что твоя «деревня» – на пятнадцатом этаже, – «умыла» ее я. Ланнистер согласно кивнул, вспрыгнул на стол и принюхался. На столе еще стояли тарелки из-под колбасы и сыра, бокалы с остатками красного вина на дне. Ланнистер тоже не любил Константина, чувствовал его запах, но не мог противодействовать. Майка шикнула на меня и округлила глаза. Она не говорила своему любовнику о том, что кот, на которого у того имеется предполагаемая аллергия, на самом деле по-прежнему живет в квартире. А о своем возлюбленном Майка не говорила при своем коте, словно у того была аллергия на Константинов. А ведь разумная вроде женщина.

– Елизавета Павловна, чего вам от меня надо? – спросила она сурово.

– Майя Анатольевна, как и всегда.

– Добрый совет?

– Хотя бы злой, я на все согласна. А то я совершенно не знаю, что делать. Меня всю жизнь учили говорить правду, понимаешь! Мама учила, и папа учил.

– Ну, так и говори ее.

– Не хочу! – удивленно ответила я. – Сама не знаю, почему, но не хочу. А ты – специалист по вранью.

– Я бы попросила!

– Ты постоянно меня о чем-то просишь, я давно уже не жалуюсь. Так вот, задачка для тебя. Дано: я случайно – заметь, совершенно ненамеренно – привела в дом чужого мужика. Как так вышло, спросишь ты? Тоже случайность. Старого знакомого, хорошего, опять же, заметь, знакомого, с которым не виделась сто лет и которому я была рада.

– Просто рада или в эротическом смысле рада? – уточнила Майя. Я опешила.

– А что это значит – радоваться в эротическом смысле?

– Ну… как бы тебе объяснить, – и тут подруга закатила глаза и сделала такой жест рукой, что я вдруг поняла, что не особенно хочу слышать продолжение.

– Не, в обычном смысле. Он – старый друг моего отца и вообще… хороший человек.

– Красивый хороший человек?

– Нет, не красивый.

– Страшный?

– И не страшный. Он… подожди, я тебе фотографию покажу, ты сама все поймешь, – я полезла в карман за телефоном. Фото из израильской пустыни было в сохраненных кадрах.

– Ничего себе, – пробормотала Майка после неприятно долгой паузы. – Ничего себе.

– Знаешь что! Мне от твоих «ничего себе» легче не становится. Что ты хоть имеешь в виду?

– Я даже не знаю, что сказать. Откуда ты его знаешь?

– Я же сказала, он – старый друг нашей семьи. Он был когда-то аспирантом у моего отца, приезжал к нам домой, чай пил с вареньем. Я от него пряталась, я придумывала про него всякие истории. Он был то Кощеем, то «Чужим» – знаешь, из фильма, то Дракулой каким-нибудь.

– Я могу представить, почему у тебя были именно такие фантазии. Совершенно демонический товарищ, и на бандане черепа, видишь. Но все равно – что-то в нем есть.

– Вот именно. Что-то в нем было. В какой-то момент, знаешь, в моих мечтах меня уже больше сказочный принц не спасал. Приходил – но не спасал. Кощей просто его убивал, а я оставалась с Кощеем. Выходила замуж за него.

– И вы принимались вместе над златом чахнуть? – рассмеялась Майка. – Слушай, интересный товарищ, спору нет. Такой… редкий. И чего, в чем ты ему соврала? Возраст не тот назвала? Сказала, что тебе двадцать?

– Понимаешь, я ни в чем ему не соврала. Он приехал без предупреждения, навез каких-то подарков мне и детям, мы с ним чай пили, вспоминали былое всякое и думы, и я не знаю, как тебе объяснить, но с ним я вдруг словно попала в какой-то параллельный мир.

– Хороший или плохой мир? – нехотя спросила Майка, убирая тарелки. В хороший день она бы меня обязательно чем-то угостила, но сегодня она была ко мне сурова. Я мешала ей думать о Константине.

– Хороший мир, такой, как в старых советских фильмах, которые вечно крутят к Новому году. И сам друг был такой же, словно только что вернулся со строительства какого-нибудь БАМа, что, кстати, вполне может быть правдой.

– Строительство Байкало-Амурской магистрали? Которую давно забросили?

– Ну, не этой конкретной магистрали, а любой магистрали. В мировом масштабе. Капелин, он из другой жизни. Я к этой жизни никакого отношения не имею. И когда он в моей кухне сидел, мой чай пил, я это с таким ужасом вдруг поняла, насколько все в моей жизни идет не так, через одно место, и не самое приятное.

– Я знаю это место, у меня через него все отношения с Костиком строятся. Вот он предложил мне съехаться.

– Что? – невольно изумилась я. – А как же это его «я должен иметь свой кусок мира в полном распоряжении»?

– Понимаешь, он сказал, что теперь кризис и съехаться имеет полный смысл. Экономически. Чертовщина какая-то, мне даже не хочется продолжать. ЭКОНОМИЧЕСКИ, понимаешь?

– Под «съехаться», я так понимаю, он просто хочет переехать к тебе.

– Ну, как бы да. У меня ведь квартира в собственности. Двушка. Чего еще-то надо?

– Экономически? – усмехнулась я, поглаживая Ланнистера по уху.

– Да ну тебя к черту! Я решила, что откажу ему.

– Кому? Черту?

– Да, блин, черту лысому, – зло прошипела Майка. – Костику, кому еще. Я не могу. Я не смогу, понимаешь? Он не принимает Ланнистера. Даже если я скажу ему, что у него нет никакой аллергии и что весь год он прекрасно существует тут, в квартире с шерстью.

– Как так вышло, что мы заговорили о тебе? – поинтересовалась я с прохладцей.

– А чего такого? С тобой-то все понятно, – пожала плечами Майка. – Странно, что ты, психолог, сама этого не понимаешь. В своем глазу, как говорится, даже надувное бревно не видишь, да?

– Чего за бревно ты увидела, поделись?

– Ты хочешь изменить мужу. Возьми – и измени, – выдала Майка, вздыхая. Она подошла к холодильнику и достала из дальнего угла нижней полки открытую консервину – пришло время кормить Ланнистера. Я подскочила на месте, уперла руки в бока и посмотрела на нее, с трудом сдерживая возмущение. Я дышала, я фыркала, я хотела что-то возразить.