– Я обо всем договорилась, – сообщила она нам. – С завтрашнего дня вас, Олеся Михайловна, будет охранять смена из бойцов милиции специального назначения. Приказ об этом будет подписан сегодня же...

– Ну что ж, я не против, – пожала плечами Олеся.

– А сегодня здесь, дома, с вами буду находиться я.

– А как же капитан Петрович?

– Капитан Петрович будет находиться на улице, наблюдать за подступами к дому, – недовольно нахмурилась Бесчетова.

– Нет, он должен находиться здесь, – упрямо мотнула головой девушка.

– Ну, это не вам решать.

– Тогда я ничего не скажу! Вы не узнаете номер машины! Вы не узнаете, как выглядел волчий воротник! – разозлившись, заявила Олеся.

Похоже, ее сильно раздражало, что Бесчетова ставит ей условия. О том, что девушка видела в ней соперницу, не могло быть и речи. Не за кого ей соперничать, потому что нет между нами ничего, кроме страха перед киллером. Этим же страхом и объяснялось, что Алехиной хотелось пользоваться мной как телохранителем. Вот вклинилась в ее сознание блажь, и не нужен ей больше никто. И не объяснишь ей, что я вовсе не панацея...

Бесчетова – другое дело. Я для нее не только враг, ставший другом, но еще и мужчина, холостой и одной с ней возрастной категории. А может быть, даже последняя надежда... Поэтому она и ревновала, хотя между нами ничего не было.

Не было, хотя и могло быть...

Отмычка в руках вора – все равно что смычок в пальцах скрипача. Дилетант может сколько угодно терзать струны, но, кроме раздражающего скрипа, у него ничего не выйдет. Так и с отмычкой – можно сколько угодно ковырять ею в замке, но если нет навыков, толку все равно не будет.

Отмычку нужно держать как карандаш – нежно, в двух пальцах, а третьим, как рычагом, задавать направление движения. Нужно не просто смотреть на свою руку, но представлять кончик отмычки, мысленно видеть, как скачет она по штифтам, как давит на них, как утапливает их. Жать на отмычку нужно легко, как на пальчики женской руки, усилий должно хватать ровно на то, чтобы утопить штифт, иначе небольшой перебор возвратит на место и его, и соседей... Вот у меня все готово, осталось только создать вращение на цилиндр...

Звонкий щелчок сообщил мне, что замок поднял дужку – сдался мне на милость. Скрипнула открытая дверь, и я смог пройти на чердак дома, где жила Олеся. Темно здесь, затхло, хотя, казалось бы, здесь должны были гулять сквозняки. Луч фонаря выхватил клок слипшейся паутины, похожей на потемневшую от копоти сладкую вату. На полу в стороне от прохода валялись: обгорелая дверь из прессованной древесной стружки с выбитым стеклом; остов детской коляски, две пыльные истертые покрышки, чуть поодаль грязный матрац, обрывки пакетов, бумаги, пустые бутылки, консервные жестянки, рваная клетчатая рубашка, грязные, колом стоящие носки. Видно, здесь когда-то зимовал бомж, но, судя по запахам, верней, их отсутствию, выгнали его отсюда уже давно. И дверь на замок закрыли.

Именно закрытая дверь и успокаивала меня. Дом большой, четыре подъезда, столько же выходов на единственный, а значит, общий чердак. За первым подъездом из машины наблюдали Агранов и Кузема, но за всеми остальными никто не следил. Киллер мог попасть в любой подъезд, а через чердак выйти на первый. Именно поэтому я здесь. Надо что-то придумать, чтобы отсюда, с чердака, киллер не мог спуститься в первый подъезд.

Впрочем, и делать ничего не нужно: дверь открывается внутрь, ногой бить по ней бесполезно, разве что попробовать разрушить ее кувалдой. Поэтому я и обследовал чердак: может, завалялось что-то подобное. Но нет, не увидел ничего такого, чем преступник мог бы разбить дверь изнутри. А снаружи ее будет держать навесной замок... Еще я осмотрел двери, через которые киллер мог бы попасть на чердак. Все закрыты. Это хорошо, можно возвращаться назад и закрывать обратно замок... Но все-таки не стоит забывать чердачный вариант. Может, вызвать завтра слесарей, пусть усилят дверь и запрут намертво, чтобы никакой отмычкой не взять.

Перед тем как повернуть назад, я остановился, вспомнив сказку «Снежная королева» и королевский чердак, по которому ходили сны обитателей дворца. Я выключил фонарь, прислушался. Тишина, только слышно, как ветер терзает на крыше плохо закрепленную жестянку. А может, это и есть чей-то сон. Или даже кошмар... А может, это мысли киллера бродят по крыше, ищут лазейку, чтобы попасть к Олесе. Она жила на четвертом этаже, а дом десятиэтажный, но все же можно спуститься к ней с крыши на веревке – и практически, а теоретически уж точно.

Привидений я не боялся, чужих снов тем более, и тревожный звук не напугал меня, зато взбодрил, прояснил сознание. И я подумал о том, что завтра обязательно свяжусь с ЖЭКом, пусть заваривают все двери на чердак.

Стараясь не шуметь, я вышел на железную лестницу, опять же с помощью отмычки закрыл дверь на замок, спустился на четвертый этаж. Дом давно уже спит, в подъезде тишина, хоть бы кошка какая-нибудь мяукнула или крыса прошуршала. Но нет, даже призраки притихли, испугавшись меня...

Прежде чем открыть дверь, я приложил к ней ухо. Зрение у меня отличное, а слух, наверное, обычный, но все же я уловил музыку. Впрочем, я и без того знал, что Дарья и Олеся не спят. Одна допрашивала другую, и обе так нарюмкались, что лыка уже не вяжут. Один только я беспокойно бодрствую.

Дверь я мог открыть ключом, который прихватил с собой. Вставил его в замочную скважину, ворохнул им, нарочно создавая звук. Я ждал, когда моя начальница услышит его, отреагирует. Оружие при ней, поэтому я встал так, чтобы пуля, пробив дверь, не задела меня. Заодно можно проверить, сможет ли стальной лист под обивкой удержать пулю...

Но выстрелов я не услышал. Не говоря уже о менее агрессивном «Кто там?». Услышав подозрительный шум, Дарья могла позвонить Агранову, тот бы с улицы ринулся наверх, чтобы обезвредить предполагаемого преступника... Но Бесчетова совершенно не реагировала на провокацию. Что ж, неудивительно, сосчитать объем допроса, который она устроила Олесе. Бутылки две, не меньше...

А может, Бесчетовой и в живых уже нет. Возможно, пока я обшаривал чердак, убийца проник в квартиру и сделал свое грязное дело. Может, он сейчас ждет меня в темноте...

Я резко открыл дверь, но сразу заходить не стал: сначала прислушался к обстановке. Может, шелохнется что-то в тишине, скрипнет, воздух упруго колыхнется, седьмое чувство. Но нет, спокойно все...

С пистолетом в руках, на корточках я переступил через порог, обошел дом, в последнюю очередь заглянул в гостиную, где за журнальным столиком продолжался допрос. Бутылка виски, блюда с закуской, Дарья в милицейской рубашке без погон, Олеся в халате, расцветка и продольная разлиновка которого в тусклом красном свете ночника напоминала одежду пожизненно заключенного. Обе сидели, как сговорившись, подперев щеки кулаками.

– А-а, Петрович! – увидев меня, меланхолично махнула мне свободной рукой Олеся. – Подойдите ко мне, капитан!