– Что-то я не пойму, кто здесь начальник? – вяло возмутилась Бесчетова.

– Да ну вас! – Алехина подняла, но тут же бессильно опустила руку.

И закрыла глаза, выпятив бантиком губы.

– Все, испеклась девочка! – Дарья едва ворочала языком.

– Спеклась, – поправил я.

– Сначала испеклась. А потом спеклась, – не согласилась со мной начальница. – Я же говорила, что дожму ее... ик!..

– И что, есть результат?

– Ну, фоторобот мы составить не смогли, программы нет...

– А Интернет?

– Интернет есть, но это не то...

Я и сам знал, что из Сети можно было скачать программу, лишь отдаленно напоминающую настоящий профессиональный «Фоторобот». Но у Агранова в машине ноутбук как раз с такой системой, можно было воспользоваться им.

– Олеся рисует хорошо, и память у нее, ик, неплохая, – запинаясь, чуть ли не по слогам проговорила Дарья. – Она портрет нарисовала...

– Интересно посмотреть.

– Вот, пожалуйста!

Бесчетова, казалось, из последних сил смахнула со стола лист бумаги, протянула мне.

– Эрмитаж еще заявку не выслал? – спросил я, рассматривая это художество.

– К-какую заявку?

– На приобретение. Я слышал, у них там отдел художественной эротики есть. Значит, и отдел художественной порнографии тоже есть...

Если бы предложенный мне портрет нарисовал ребенок лет пяти, я бы сказал, что у него богатое воображение, а в оценке взрослого человека выбор небольшой – или он решил поглумиться над Дарьей, или с головой у него весьма существенные проблемы. Точка, точка, запятая – вышла рожица кривая. Что-то в этом роде. Только не точки, а кляксы, одна из которых отдаленно напоминала волчий хвост на шее существа, еще более туманно напоминающего человека.

– Ты хочешь порнографию посмотреть? – как будто проснувшись, пьяно посмотрела на меня Дарья. – Ты что, извращенец?

– Вам всем, кажется, пора уже спать, – сложив рисунок пополам, сказал я.

– Не надо с нами спать, – мотнула головой Бесчетова.

– Ну, не надо, так не надо, – равнодушно пожал я плечами и вышел из комнаты.

Трудно было усомниться в том, что киллера в доме нет. Но я все же еще раз осмотрел комнаты. Затем связался с Аграновым, напомнил ему, что дело серьезное, и настойчиво порекомендовал не спать. Затем я подошел к окну на кухне, какое-то время смотрел во двор с парадной стороны дома. Ничего подозрительного не заметил и вышел на балкон в спальной комнате, с полчаса рыскал глазами вдоль дороги, по которой нет-нет да проносились машины, скользил по анфиладам кустарников с обеих сторон тротуара. Смотрел осторожно, из темноты, под прикрытием занавесок, чтобы не выдать себя. Кто его знает, вдруг где-то в ночи затаился киллер? Заметит меня, примет за Олесю и возьмет в перекрестье прицела смутный силуэт моей головы.

Ощущение опасности, тревожные ожидания какое-то время держали меня на плаву. Но вот я увидел, как по дороге бежит парень в раздувающейся на ветру спортивной куртке, высокий, длинноногий, с длинным пистолетом в руке. Вот он свернул со своего пути, по невидимой лестнице побежал в мою сторону, с каждым шагом все выше и выше поднимаясь над землей. Все выше и все ближе, вот уже видно и жерло пистолета... Но выстрелить киллер не успел: я проснулся раньше.

Тряхнув головой, я отправился на кухню. Тихо в доме, женщин не слышно, видно, спят себе в креслах. Олесю тревожить не стал, без нее нашел банку с молотым кофе, заполнил турку, поставил ее на огонь.

Бодрящий напиток согрел меня изнутри, разогнал сон. Я взял сигарету, закурил и в клубах табачного дыма увидел Олесю. Ну, вот и засыпать стал, снова живые люди мерещатся...

Я тряхнул головой, но Олеся не исчезла.

– Ты здесь? – едва внятно спросила она.

– Тебя охраняю.

– А эта спит... Гнать ее нужно.

– Я думал, вы подружились.

– Ага, счас...

Девушка подошла ко мне, забрала дымящуюся сигарету, сделала несколько затяжек.

– Пойду спать, – сказала она, флегматично глянув на меня.

– Спокойной ночи.

– А ты?

– Ты приглашаешь меня с собой?

Какое-то время Олеся онемело смотрела на меня, соображая, на что я намекаю. Затем, квело покрутив пальцем у виска, повернулась ко мне спиной. Но прочь пошла не сразу, секунду-две раздумывая, правильно ли она поступает или нет.

И все-таки ушла, скрылась в своей комнате. А я отправился в спальню, где стояла широкая заправленная кровать. Меня сюда никто не приглашал и постель не расправлял, но я все-таки прилег поверх покрывала. Нет, спать я не собирался, но и на ногах стоять устал – отдохнуть бы немного, мышцы разгрузить. К тому же отсюда, если смотреть в зеркало на шкафу, можно видеть входную дверь. Свет в прихожей не горит, но все равно замечу киллера, если он вдруг туда попадет... Хотя как он туда попадет? Ведь дверь закрыта и на замок, и на внутреннюю задвижку. Нет, не сможет он попасть в квартиру через дверь... А на окна завтра надо будет поставить решетки, и квартиру неплохо было бы оборудовать сигнализацией. Но это будет завтра. То есть сегодня, но по прошествии ночи.

А ночь почему-то не хотела проходить. Казалось, она остановилась во времени, раздуваясь, тяжелея. Я пытался сопротивляться, но сонная хмарь все плотней окутывала меня.

Спасла меня Олеся. Она выпорхнула из темноты прихожей в лунные сумерки спальной комнаты, большим и объемным пуховым пером опустилась рядом со мной. Волнующий запах волос, терпкий с приятной кислинкой аромат кожи, настоянное на свежей зрелости благовоние женской плоти...

– Не спишь? – голосом Дарьи спросила она.

Я встрепенулся, разрушив очарование сна. Но женщина не исчезла, она продолжала лежать рядом, не касаясь меня. Но это была Бесчетова. Рубашка без погон, форменная юбка. Но запахи все те же – приятные для обоняния и чувственного восприятия. И я бы даже сказал, возбуждающие...

– Нет, конечно. А ты, товарищ капитан, посты проверяешь?

– Товарищ... – тихим унылым эхом отозвалась она. – Мне приятно, что ты считаешь меня товарищем...

Она легла на спину, повела плечами, укладываясь плотней и удобней.

– Мне вообще приятно... – закрыв глаза, сказала Дарья. – Ничего, если я засну?

– Я даже тебя укрою...

Я поднялся, достал из шкафа одеяло, укрыл ее. Не должен я был так свободно, без спроса распоряжаться хозяйскими вещами. Но, в конце концов, я нахожусь здесь для блага Олеси, а значит, и ее родителей, так что маленькие издержки не возбраняются...

Дарья даже не шелохнулась, когда я накрыл ее одеялом. Значит, ей не было холодно. Но все же она благодарно улыбнулась.