Юрий Карякин. Прага. 1964

Я тоже не осталась в долгу. Поделилась своими кубинскими впечатлениями. Тогда у нас всё еще повторяли евтушенковское «Куба – любовь моя», а в Фиделе видели обаятельного пламенного революционера. Тут я и прочистила мозги этому ленинцу Карякину: Фидель – диктатор, убравший с дороги своих близких соратников: Камило Сьенфуэгоса и других. Рассказала о массовых арестах и расстрелах «врагов революции», о том, как в национализированные дворцы въехали новые революционеры, объявив их «Домами партии». Карякин был потрясен.

Проговорили за полночь, а в 8 утра как штык надо быть на рабочем месте. Но Карякину далеко ходить было не надо. Он практически жил и ночевал в своем кабинете. Этот день, 7 сентября, день нашей встречи, Юра не забывал отмечать всю нашу жизнь, а складывалась она у нас очень нелегко.

Через несколько дней он зашел и сказал, что уезжает на три недели в Польшу, в Закопане, отдыхать по «гостевой» путевке. Такие путевки предназначались для высшей партийной номенклатуры, и условия отдыха в таких местах превосходили даже коммунистический рай. Консультанты и референты журнала обычно ездили отдыхать в Крым или на Кавказ. А тут из-за этого лакомого куска все в редакции переругались, и кто-то решил восстановить справедливость: «Карякин за все годы работы никуда в загранку отдыхать не ездил!» Ну вот и поехал.

Перед отъездом зашел попрощаться и высыпал на мой стол груду конфет: «Вот, будешь съедать по конфетке в день, и я вернусь. Я все подсчитал. Не скучай». Смешно, не правда ли? Но и трогательно.

Через три недели Юра вернулся из Польши, загорелый, веселый и с немыслимым подарком. Привез мне рога оленя, которого сам застрелил на охоте, организованной польскими егерями для русского начальства. Признавался, что, когда оленя погнали, от страха забрался на дерево и стрелял незнамо куда. Но егеря уверяли, что именно он, Юрко, как называли его чехи, убил оленя, да еще «королевским выстрелом» – в лоб промеж глаз. Вранье, конечно. Но тогда так врали все в этой системе. Я же сразу вспомнила и рассказала ему, как Фидель стал чемпионом по морской рыбной охоте. Дело было в мае 1960 года. Хемингуэй жил тогда на Кубе и возглавлял судейскую коллегию. Он заметил, что Фиделю незаметно «подводили» рыбу, а этот мачо ее залихватски ловил.

Когда Юра стал рассказывать о том, что он увидел в этом престижном заповеднике а Закопане, я с трудом верила, хотя сама выросла в «номенклатурной семье» и кое-что повидала и у нас, ну и конечно, на Кубе, где вели красивую жизнь революционеры, дорвавшиеся до власти. Вот как вспоминается его рассказ.

В Варшаве его встречали словно космонавта. Какие-то старые польские большевики. Роскошный отель. Четыре комнаты. Торжественный обед с заведующим Международным отделом ЦК ПОРП (Польской Объединенной Рабочей партии). Тот сразу вручил советскому гостю конверт (10 тысяч злотых), пошутив, что это – «на трамвайные билеты». Через день из Варшавы поехали в Закопане. Два маленьких полузамка. Опять роскошные номера. В каждом – полный бар. Холодильники набиты всякой снедью. «Наших» – человек двадцать – двадцать пять. Председатель Комиссии партийного контроля Павел Васильевич Кованов. Начальник кадров Международного отдела ЦК КПСС Цуканов. Секретарь Краснодарского обкома Иванов. Секретарь Владивостокского обкома. Главный редактор газеты «Neues Deutschland», министр КГБ Болгарии, главный редактор какой-то прокоммунистической арабской газеты (ему каждый вечер приводили девочек – «национальная специфика»). А уж разговоры под водочку…

Секретарь Краснодарского обкома жалуется, как трудно из-за этой чертовой политики работать. Каждый день он должен отчитываться о генеральном секретаре Венгерской компартии, которого после смерти Сталина поскорее упрятали в СССР.

– У нас живет, ну, скрытно, понятно. Следят за ним. А отчеты – в ЦК каждый день… Да вот еще недавно прислали этого, вашего, из Чехословакии… Ленарта. Приказали «зафиксировать». Ну, естественно, показали ему балет. Он по вкусу своему выбрал балеринку… Ну и зафиксировали. Думаешь, на фото? На кино. Теперь он у нас вот где. – Он хлопнул себя по карману.

С того момента Карякин решил «фиксировать» их самих. Дал себе установку: пьянеть нельзя. Надо запоминать.

* * *

Я довольно быстро освоилась в журнале. Юра познакомил меня со своими друзьями. Поразил Мераб Мамардашвили – прежде всего внешностью: огромный лоб, залысина, хотя видно, что молод, глаза скрыты за большими очками, не расстается с трубкой. Вроде некрасив, а взгляд притягивает. Идет всегда неторопливой походкой, будто отстраненно от всех, с достоинством, но одновременно естественно и абсолютно свободно. Так советские люди не ходят. Но, конечно, больше всего поражало, как и что он говорил. Непонятно и завораживающе.

Помнится, в самом начале моего пребывания в журнале, после только что закончившейся редколлегии по статье Жан-Поля Сартра, вызвавшей бурные споры, ребята пригасили меня пообедать с ними. На редколлегии обычно высказывались представители партий, шеф-редактор и редко давали слово нашим «умниками», редакторам-консультантам, которые готовили материал. Мелкую сошку вроде меня туда вообще не допускали.

Мераб и Юра за столом продолжали спор о философии экзистенциализма и о Сартре – философе и политике. Понять их мне было не то что трудно – невозможно. Но помнится, Карякин не принимал Сартра-политика и предсказывал: он еще сольется с Мао в экстазе (Сартр действительно поддержал «культурную революцию»). Мераб говорил о главном изъяне философии Сартра: она не дает ни рациональной постановки, ни тем более разрешения проблем. Экзистенциалисты, – говорил этот «грузинский Сократ» (во всяком случае, я так его поняла), – просто символически оформляют непосредственные ощущения и сообщают их друг другу и публике в квазифилософских терминах, непонятных для непосвященных. Создают своего рода философскую «масонскую ложу».

Борис Грушин был куда более понятен. Невысокого роста, быстрый, всегда готовый пошутить, а то и высмеять, он был любим многими. А еще у него была красавица-жена Наташа, которая работала в «Комсомольской правде», где они и познакомились. Оттуда он ее увел, а заодно и от мужа и… привез в Прагу на радость мужской половине редакции и на зависть женской ее половине. Мне при нашей первой встрече Боря задал вопрос:

– Как читаете наши газеты, с какой страницы начинаете?

– Да я их вообще не читаю, – выпалила я раньше, чем подумала, но тут же спохватилась, ведь приехала в редакцию важного журнала, – ну, читаю я в основном американские и мексиканские газеты по работе…

– Может, вы и правы, но все-таки просматривать надо и наши. Я обычно читаю последнюю страницу, остальное – проглядываю. И вам советую.

Почти сразу пришлось столкнуться с Иваном Фроловым, Юриным однокурсником и