Все – вечное веселое детство, и все – праздная скука до момента, пока ты не переживешь нечто, что выбросит тебя за пределы житейской обиходности и твоего уютного существования в ней. Вот тогда-то все, будто с высоты, покажется тебе ничтожно малым и одновременно целостным и причинным. Любовь и смерть – две сестры, две родные души. У них одно на двоих лицо, обе они способны в одночасье положить твоей жизни конец или, пройдя стороной, увлечь за собой к вершинам бытийного величия, до которых только способен подниматься человеческий дух.

В доме сделалось совсем тихо и темно, только слабый шум пролитого дождя доносился с улицы. Я встала и включила свет. У моих ног на полу все еще лежали вытряхнутые из сумочки Элен вещи – ее пустая пудреница, жвачка, упаковка таблеток и тонкая бумажная коробочка. Я нагнулась и взяла коробочку в руки. Она была легкая, как перышко. Внутри у нее было спрятано последнее, оставшееся не выкуренным воспоминание об Элен. Я покрутила в пальцах хрупкую ментоловую сигарету и положила ее обратно. В окно тихо постучали.

Я выключила свет, приподняла занавеску и посмотрела в ночь. На цветочной клумбе на цыпочках стоял Антон. Я повернула защелку и толкнула оконные створки рукой. В комнату тут же влетел влажный свежий воздух. Запахло сырой травой и асфальтом.

– Катя, мне нужно поговорить с Элен, – сказал Антон, и я уловила тревожные серьезные нотки в его голосе.

– Ее нет, – едва слышно ответила я и добавила: – нет дома.

– А когда будет?

– Зачем она тебе?

– Мне в общем-то не Элен нужна, а имя того парня, который увез ее с дискотеки.

Голос Антона становился взволнованней и настойчивей.

– Ты что-то знаешь? – осторожно спросила я.

– Кать, я промокну до нитки, если стану отвечать на все твои вопросы.

Ни секунды не задумываясь, я протянула ему руку и позвала его к себе.

Одним прыжком он вскочил на деревянный приступок под окнами дома и обрушился на меня с высокого подоконника. Он пах дождем. Тем самым летним большим дождем, которого, изнемогая от засухи и скуки обыденной жизни, все так долго ждут, но часто, завидя который, бросаются со всех ног закрывать окна. Дождь этот пролился над моим иссушенным любовным томлением и болью утраты сердцем, как над пустыней – слишком поздно и бесполезно. Антон касался влажными губами моей горячей кожи, и та без остатка выпивала с них воду. Его вспотевшие нервные ладони ощупывали мое бедное сухощавое тело в поисках хотя бы крошечного оазиса с сочными плодами и страстными подземными реками, но только больше обжигались и обессиливали.

Наверно, случись то, что произошло между нами, до момента, когда я открыла дневник Элен и ее саму на его страницах, в моей бы памяти осталось больше приятных подробностей той ночи. Теперь же, до омерзения детально описанные Элен ласки Алекса, казались мне сценарием к нашей с Антоном близости. Он был необычайно хорош, но лишь в том, что знал свою роль наизусть и в точности проделывал все, что требовал от него вполне себе банальный сюжет. Наивный и нелепый план Элен сработал, но в масштабах, которые даже ее прелестная головка не могла себе вообразить.

– Люблю, люблю тебя, Катенька, – изможденно нашептывал он, когда буря его смелых воплощенных мечтаний стала постепенно стихать.

Дождь за окном тоже кончился, и ночь приятно захолодила пылающую стыдливыми поцелуями кожу. Мы лежали на полу и вслушивались друг в друга. Его сердце часто билось и гнало бешеную радость ко всем его членам, заставляя дрожать мелкой щенячьей дрожью. Биения же собственного сердца я не слышала. Странно, но, пожалуй, первый раз за все недолгое время нашего знакомства оно молчало. Эта давящая тишина насторожила Антона. Он встал, надел сырые джинсы и сел напротив меня.

– Что-то не так? – спросил наконец он после того, как внимательно оглядел мою худую наготу.

Я закрыла глаза и не двигалась.

– “Пусть он уйдет, просто уйдет и никогда больше не возвращается”, – мысленно просила его я.

– Катя… – тихо начал опять он.

– Александр! – бросила я ему в лицо.

– Что? Кто такой Александр?

– Александр – имя парня, с которым уехала Элен.

– Вот и отлично. Я запомнил. Может ты еще и знаешь, где его найти? Я собираюсь набить ему морду.

– Как ты узнал, что Элен уехала с ним? – спросила я.

– Вчера я помогал отцу на площади. К нам подошли две девчонки – твои одноклассницы. Сказали, что были на дискотеке и все видели.

Я приподнялась на локтях и уставилась на Антона.

– Что видели? Ну? Говори?

– Видели, как мы танцевали с Элен, и как этот придурок ударил меня…

– А дальше?

– Сказали, что ты оттолкнула Элен и бросилась мне помогать, когда я упал.

Я поймала себя на том, что начинала злиться и не терпеть ни его присутствия в нашей с Элен комнате, ни его пустых никчемных пережевываний случившегося и непоправимого.

– Дальше что? – повышая голос, спросила я опять.

– Ничего. Дальше она вскочила и, схватив этого Александра, вышла с ним на улицу.

– Это все?

– Кажется, да, – ответил он и задумался. – Нет, еще ее слезы. Элен плакала, сильно плакала, когда они выходили из зала.

– Теперь ты точно все сказал? – спросила я и вскочила, чтобы одеться.

– Да что случилось-то? Почему ты злишься? Я понял – ты ревнуешь. Глупенькая, иди ко мне, – улыбнувшись, сказал Антон и потянул мою руку. – У меня ничего не было и не могло быть с Элен. Тогда на стадионе я все ей объяснил и единственное, о чем она меня попросила – это танец, всего лишь один танец.

– Ты хорошо исполнил свое обещание. Уходи и больше не возвращайся, – сухо сказала я и отдернула занавеску в сторону.

Антон замер и пристально посмотрел мне в глаза.

– Ты и вправду не любишь меня? – моляще спросил он.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы собраться с духом и одним махом умертвить все, что воззвал во мне к жизни этот русоголовый юноша.

– Нет, я не люблю тебя, – ответила я и отвернулась.

Он встал и, поцеловав на прощанье мою горячую щеку, спрыгнул с подоконника в траву.

В ту ночь я не смогла сказать ему ни о своих искренних чувствах, ни о смерти Элен. Мне казалось, что никто на целом свете не смог бы понять того, в какой тугой узел связались для меня первая любовь и смерть дорогого человека, и как невыносимо было думать и говорить о них обоих.

Это был последний раз, когда я видела Антона. То ли не заладилась их торговля в наших нищих местах, то ли Антон и вправду внял моей просьбе и уговорил родителей уехать, да только через несколько дней тяжелый замок повис на их воротах опять и больше уже никого не впускал внутрь.

Вскоре после их отъезда и похорон Элен родители забрали меня от бабушки. Я увезла с собой ее дневник, последнюю сигарету и пудреницу, а вместе с ними точащее меня изнутри чувство вины.