Я буду банальной, сказав, что к танцу у парня должен быть талант слышать музыку и хорошо двигаться, но мало, кто задумывался над тем, что прежде, чем дело дойдет до последних, от него потребуется недюжинная смелость, которая в таких местах, как эта деревня, равносильна таланту. Среди моих сверстников пригласить девушку танцевать уже считалось отступлением от их негласного мальчишеского кодекса чести, а уж выкручивать с ней всевозможные танцевальные фигуры – и вовсе преступлением против их доморощенных представлений о мужественности. Поэтому каждый на танцполе был скован и ограничен в своих движениях острыми, как булавочная головка, взглядами окружающих.

И вот посреди этого войска одноногих оловянных солдатиков я заметила пару, танец которой разнился с танцами остальных. Они плавно раскачивались в унисон друг друга и музыки. Юноша ровно, как колыбель с младенцем, качал из стороны в сторону свои мягкие плечи, а она слегка щекотала его голый затылок. Искусно выписанная уголками его плеч кривая лентой сползала к его рукам на ее талии и продолжалась поглаживаниями ее скульптурной спины. В целом мире для меня не было красивей зрелища, чем чувственные движения этого юноши. Я готова была не сходить с места и продолжать терпеть неуклюжие подергивания своего партнера, лишь бы мне дозволили смотреть на то, как танцевал Антон, вечно. Он танцевал с Элен в нескольких шагах от нас, но почему-то казался в тот вечер далеким, как никогда. Парень дернул меня влево и, склонившись над моим ухом, что-то прокричал. Я посмотрела на него и закрыла уши руками в знак того, что не слышу его. На самом деле я поняла, что он спрашивал мое имя и звал выйти на воздух, но притворилась, что не разобрала ни слова. Он еще раз повторил то же самое, но на тон выше, а я еще раз проигнорировала сказанное. Музыка кончилась, и я собралась было от него улизнуть, но тут случилось страшное.

– Антон! – завизжала я и побежала туда, где еще минуту назад он танцевал с Элен.

Растолкав окруживших его людей, я рухнула перед ним на колени и накрыла собой. Я обняла его голову, и тут же мои пальцы вляпались в какое-то липкое теплое повидло.

– “Кровь! У него кровь!” – судорожно соображала я и тужилась поднять его с пола.

В этот момент кто-то схватил меня сзади и потащил в сторону.

– Оставь его, Кэт, не лезь! – решительно резко прозвучало за спиной, и я узнала голос Элен.

– Отпусти, Элен! Он его убьет! – исступленно кричала я и вырывалась.

– Перестань эту истерику! Не тронет никто твоего Антона!

– Дура ты, Элен! Ненавижу тебя! Ненавижу! – были мои последние слова к ней.

Элен разжала свои пальцы и, оттолкнув меня, встала в полный рост, я же на коленях поползла назад к Антону. Сознание вернулось к нему, и он открыл глаза. Кто-то одолжил ему свою футболку, и он, намотав ее на кулак, прислонил к сочащемуся кровью виску.

– Ты идти можешь? – спросила я.

– Могу. Все в порядке, – заверил меня он.

– Тогда вставай, пошли отсюда!

– Где этот ублюдок? – неожиданно крикнул Антон в толпу.

Ответа не последовало. Вокруг еще стояло несколько человек и со сдвинутыми бровями сочувственно смотрели на нас. Музыки мы больше не слышали. В зале включили свет, и люди стали расходиться, вслух обсуждая случившееся.

Мы вышли на улицу и угодили в рассвет. Вдали у самого горизонта показалась тонкая оранжевая дорожка. По ней от нас уходила уставшая ночь, делаясь тихой и бесцветной. За нами заперли двери клуба, и скрежет металлической задвижки звучно разнесся по округе, умерщвленной сонным мором. Мы брели с Антоном по пустой дороге и, молча, разглядывали меняющее свои лица небо. Дорожка у горизонта превращалась в широкую магистраль, а ее цвет из нежно оранжевого линял в багрово алый.

Мне вспомнился рассвет на водонапорной башне – счастливое время, когда Антон смотрел на меня, искал моих поцелуев и ждал моих признаний. Как тогда на лесной тропинке, мне нестерпимо захотелось увидеть его лицо, и я повернула голову. На его немного распухшем виске виднелась запекшаяся пуговица крови. Он не тер ее больше футболкой и по всему его виду было понятно, что и вовсе о ней забыл. Также, казалось, он забыл и обо мне, неслышно шедшей рядом и ждущей хотя бы одного его тихого слова. Ничего. На его лице было выражение усталости и подавленности. Его руки безжизненно болтались, как розги, и он то и дело бил себя ими по ногам.

Красный шлем

На кухонных часах было без четверти четыре, когда я на цыпочках прокралась к холодильнику. Есть не хотелось. Было желание положить хоть что-то в рот, чтобы проглотить кислое сигаретное послевкусие. Я открыла дверцу холодильника и нырнула в него по пояс. Запахи остатков вчерашнего ужина, соленых огурцов, дрожжей и мази “Звездочка” окружили меня со всех сторон. В сковороде, накрытой крышкой, оставалась жареная картошка, ее-то я и зацепила прямо пальцами. Я высунула голову из холодильника и, запрокинув ее, положила себе в рот несколько картофельных долек.

– А Ленка где? – раздалось сердитое и громкое по всей кухне.

От неожиданности я чуть не подавилась и, схватив себя за горло, хорошенько прокашлялась. Бабушка толкнула дверцу холодильника, и тот захлопнул свою вонючую пасть. Она боком вошла в крошечную кухню и развела в стороны локти, тем самым вынудив меня сесть в углу на стул – единственное, оставшееся свободным место. Мои ноги буквально подкосились и согнулись в коленях сами, я шлепнулась на стул, а мои голые ляжки, ударившись друг о друга, издали звук, похожий на хлопок.

– Разве она не дома? – невнятно пробормотала я сквозь плохо прожеванную картошку.

– Где дома? Нет ее! – почти выкрикнула бабушка.

Я не знала, о чем думать или о чем не думать в этот момент. Мысли, как тараканы, бросились врассыпную по моей голове. Я перестала жевать и зашарила по кухне озабоченным взглядом.

– Что молчишь?! – опять крикнула бабушка. – Говори, что у вас там случилось!

Честно признаться, я бы сама хотела задать этот вопрос кому-нибудь, потому что в какой-то момент Элен не просто исчезла из поля моего зрения, но и из моих мыслей.

– Что вы делаете со мной? – завопила бабушка. – Что же вам дома-то не сидится? Кому нужны эти ваши дискотеки?

Тут я вспомнила, что видела Элен, танцующую с Антоном, и что плечистый крепкий парень ударил его по голове незадолго после этого. Это Элен оттащила меня в сторону, когда я распласталась на полу возле Антона.

– “Дура ты, Элен! Ненавижу тебя! Ненавижу!” – прогремели в моей голове собственные слова.

Я с усилием продавила сухой ком картошки в горло и вытаращилась на бабушку.

– Что смотришь? – уже спокойным голосом спросила она.

– Ба… – начала я.

– Че?

– Я не знаю где Ленка.

– Как так не знаешь? Она что ли не с тобой была?

– Со мной, но…

– Что “но”? – не терпела бабушка.