С последним глотком волшебного напитка он отключился, при этом остался на ногах.

— Значит так, барыга, — жарко зашептал на ухо утонувшему в трансе Курбатову Шляев, — Когда Богдухан пребывал в твоем теле, ты что-нибудь запомнил? Пароли, явки?

Курбатов сонно и равнодушно отрицательно помотал головой, при этом пустил безвольную струйку слюны на обшлаг.

— Тогда вникай хорошенько, барыга. Твой танцевальный гадюшник посетили разбойнички-гастролеры, приковали тебя наручниками к батарее и стали пытать, где заначка. Но ты — парень крутой, вывернулся и нажал тревожную кнопку. Подробности сам нафантазируешь. А в ментуре тебя вербовали, но ты ушел в глухой отказ, так своей крыше и доложишь. Проваливай.

— А могобыть нам самим ему маячок стукаческий насакралить? — потянулся Арсений под прилавок.

— Пустые хлопоты. Богдухан дважды в одно тело не ходит, — скрипнул зубами Шляев.

* * *

…Глядя на Эдуарда, было трудно предположить, что ему птица Гамаюн счастье напела, мокрый Перов стоял перед грозной, как валькирия, начальницей и почтительно протягивал диктофон.[36]В спадающих ручьями волосах пострадавшего сохли остатки не вычесанной горчицы, ошпаренные уши и щеки пухли и пылали, скоро начнут шелушиться.

Диктофон перекочевал из руки в руку.

— На обследуемом объекте прибор зарегистрировал силу полтергейстного возмущения уровнем три балла по шкале Адамсов. Помещение кухни носит астральные следы пребывания двух человеческих особей, по знакам — Стрельца и Овна. Аура привлеченных к палтергейстной атаке предметов имеет характерный цвет желтого металла, — скармливала последние штрихи к протоколу в диктофон начальница.

Перов нагнулся и ловко прихватил с пола зажигалку «Зиппо»:

— Здесь был Храпунов! — радостно отрапортовал он командирше. — Теперь этот дезертир от нас никуда не денется, поворожу, и приползет на коленках.

— Сын мой, тебе что — мало? — свысока поморщилась Матиевна, — У тебя на руках и ряса евоная, и домашний архив, а ты зажигалки тыришь!

— Ряса и архив не фурычат. Он будто готовился — над личным барахлом обряд отстранения исполнил, — привычно проглатывая обиду, насупился выездной дежурный. Уголки его губ крепче загнулись вниз.

— Фигня. У Максика по гороскопу вечер следующего дня — лучше сразу повеситься. Тут мы его и сграбастаем, — мечтательно почти пропела Матиевна, невольно задержала взгляд на ошпаренных щеках Эдуарда и добавила, — тепленького…

* * *

К клубу «Трясогузка» подкатила «Бээмвуха» чтобы высадить очередного полуночника. Это оказался пожилой, лет пятидесяти с гаком, человек, очень похожий на один из всюду развешенных плакатных портретов кандидатов в губернаторы, а может быть, и сам кандидат. Только полуночник ступил в освещенный неоном радиус, из тени к нему скользнула женщина, лет двадцати пяти — двадцати восьми, вполне привлекательная, но чем-то крепко встревоженная.

Узнали? Это пару часов тому изменившая мужу секретарша выполняла последнее на сегодня поручение Богдухана.

Она что-то шепнула скороговоркой. А сквозь фрамуги на волю рвалась песня:

…Oh, Moody blue

Tell me am I gettin' through

I keep hangin' on

Try to learn the song

But I never do…

Не мешкая, мужчина забрался обратно на заднее сидение авто, и машина газанула с места.

Под шумок исчезла и женщина.

И только ночной ветер творил с опавшими листьями перед окнами клуба, что хотел, под Элвиса Пресли:

…Oh, Moody blue,

Tell me who I'm talkin' to

You're like the night and day

And it's hard to say

Which one is you.

* * *

…Составление протокола к всеобщей радости завершилось: дурная квартира надоела всем, словно чтение многотомного собрания сочинений Кастаньеды, и, слава Богу, внушительных потерь ИСАЯ здесь не понесло. Дина Матиевна, Перов и двое ранее отправленных на пост именно в эту комнату бойцов собирались покинуть последнюю осмотренную площадку — спальню Валериного жилища. Увы, обследованное в последнюю очередь помещение вдруг преподнесло сюрприз.

Надо было только дождаться, когда прибудет спецмедслужба и выковыряет из угла то, что осталось от воняющей пережеванным чесноком пожилой неряшливо одетой женщины.

Будто раздвинутые взрывной волной тахта и шкаф, тем не менее, ощутимо не пострадали: из шкафа выпало несколько прошлогодних журналов, на тахте лишь свернуло по законам оригами простыни. А вот на неряшливую гражданку, казалось, несколько раз уронили многопудовый сейф, а потом для пущего эффекта тело неоднократно оприходовали кувалдой. Рядом с трупом гражданки валялась в дулю завитая вязальная спица, допотопная авоська с напрочь зачерствевшей буханкой хлеба и грязная фетровая шляпа, почему-то мужская.

— Старуха-то из Богдухановской орды, — присмотревшись, сообщил один из бойцов, — мирской ликвидаторшей у него трудилась. Из идейных сатанисток, на ней по нашему ведомству четыре мученика висят.

— Но полтергейст корректировался с крыши дома напротив! А старуха — так, народное ополчение, типа, авось, и она на что-то сгодится, хотя бы для рассеивания внимания, — второму бойцу не понравилось, как напарник прогибается перед начальницей, не худо бы посадить в лужу.

— Старуха — идеальный засадный полк, под шумок полтергейста должна была вынырнуть из тени и всадить Храпунову спицу в почку, — гнул свое первый воин, — да где-то облажалась.

— Есть подозрение, Храпунов остался жив, — чересчур близко принял к сердцу открытие Перов.

— Естественно. Единственный обнаруженный на месте происшествия труп-то женского пола, — кивнув на мученицу, с сарказмом прошипела Матиевна. — Тупой ты, Перов. Из-за таких, как ты, нас «угодниками» прозвали!

У Перова скопились две версии о причинах присутствия отстраненного игумена Невского райотдела Максима Максимыча Храпунова в этой квартире. Во-первых, проклятый по системе «Пешка-Ферзь» Храпунов, прекрасно знакомый с принципами оперативно-розыскной деятельности ИСАЯ, мог умышленно устроить тарарам, чтобы из-за угла убить прибывшую на место преступления Матиевну, однако, тут его черным замыслам невольно помешали участковый и пожарный инспектор. Или лучше — рассудительные действия дежурного офицера Эдуарда Перова. Возможно такое? А почему бы и нет? Во-вторых, мишенью Храпунова мог планироваться сам Эдик, как особо уполномоченный вести розыск сбежавшего. Мало ли, в своих дознаниях Эдуард случайно задел, только пока сам этого не заметил, ниточку, от которой Храпунову не отвязаться.