железным дорогам можно было быстро добраться к живописным местам — баварским зеркальным озерам, снежным Альпам, — да и в самом городе немало для художников привлекательных мест, таких, как английский сад с искусственным озером и водопадом, замечательные парки и красочные, цветистые луга Терезии. Множество музеев, древних дворцов и замков, ежегодные художественные национальные выставки в Стеклянном дворце — всё это и многое другое, созданное для удобств в жизни, для образования и культурных развлечений, привлекало живописцев, писателей, поэтов и политических эмигрантов в этот город. Вначале, когда Верещагин приехал в Мюнхен, он соорудил себе на окраине скромную дощатую мастерскую, похожую на курятник, и приступил к работе над серией туркестанских картин. Ненужных знакомств с художниками он не заводил, им же мешал и к себе в мастерскую не пускал, за исключением двоих, которых любил и уважал. Это были широко известные мастера живописи — баталисты Коцебу Александр Евстафьевич и немец Горшельт Федор Федорович. Оба они были значительно старше Верещагина. После знакомства с его первыми работами тот и другой пришли к выводу, что в этом русском могучем человеке с бородою Ильи Муромца таятся силы, способные удивить художественный мир. Горшельт в свое время бывал на Кавказе, участвовал в стычках с горцами, написал несколько картин, среди которых были «Сдача Шамиля в плен», «Взятие Гуниба» и «Бегство лезгинских всадников».

Военная тема в живописи, ревностное отношение к изучению натуры, любовь к поездкам на места событий — всё это сближало Верещагина с Горшельтом. Они подружились и стали часто навещать один другого. Но в скором времени Горшельт тяжело заболел. За несколько дней до смерти он завещал принадлежавшую ему в Мюнхене мастерскую не кому-нибудь из своих соотечественников, а художнику Верещагину. Мастерская его была одной из лучших в Мюнхене. Знаменитый баталист Коцебу, посетив Верещагина, был доволен, что столь удобная для работы, светлая и просторная мастерская перешла в пользование художника.

Серию туркестанских картин Верещагин задумал писать не в духе массовых батальных сцен, как это делали Коцебу и Горшельт, а по-своему. По его замыслу картины военного характера должны были быть без генералов, обычно гарцующих и размахивающих саблями, без баталий, где повергнутого в бегство врага рубят направо и налево. Другие моменты и эпизоды запомнил художник-искатель правды. Он видел на войне опасность и смерть, видел героизм рядовых бойцов и задумал об этом поведать зрителю. Но он видел не только войну. Наблюдательный и вдумчивый художник-этнограф, Верещагин приметил много интересного в жизни народностей юго-востока, в их быту, культуре и истории. Варварские обычаи феодалов, — их жестокости, работорговля — всё это вызвало потребность написать ряд картин обличительного характера.

Жил в эту пору Верещагин по-холостяцки скромно: получал незначительную поддержку от брата Николая, от скуповатого отца и сердобольной матери. Во всяком случае, у него не было нужды отвлекаться от целеустремленной работы. Одной из первых работ художника в Мюнхене была нашумевшая в скором времени картина «Забытый». На широком полотне, прикрепленном к подрамнику, Василий Васильевич набросал рисунок и начал работу кистью. Художник изобразил не сражение, не стычку войск, а всего-навсего лишь одного убитого русского солдата. На фоне гор и реки, протекающей в песчаной долине, он изобразил свежий холм братской могилы, а на нем деревянный крест. У подножия уходящих вдаль гор клубится пыль, это оставшиеся в живых солдаты совершают переход на новые позиции. А на первом плане лежит забытый, одинокий, убитый врагами русский солдат. Он лежит на спине, раскинув руки и ноги. У левого виска на щеке и на белой полотняной гимнастерке запеклась кровь. Фуражка откинута к изголовью. Отброшено уже ненужное ему ружье. Над трупом забытого кружится стая воронов. Хищные птицы осторожны. Из всей огромной стаи только один осмелевший ворон-«разведчик» опустился на грудь убитого и каркает, сзывая птиц на добычу…

Затворнически работая над этой картиной, Верещагин вспоминал и переживал сцены солдатской жизни, виденные им в боевых походах в Средней Азии; он думал о войнах и их последствиях для простых людей; о том, сколько горя и слез, нужды и печали приносит война людям, потерявшим где-то за тысячи верст, на чужбине, своих родных и любимых сынов, братьев, мужей… «Вот и этот забытый — сложивший голову солдат — оплакивается где-нибудь в Вологодчине вдовой-солдаткой», — думал Верещагин, убеждаясь в правдивости созданного им произведения. Заканчивая картину, он еще и еще дотрагивался кистью до мест, казавшихся незаконченными, отходил прочь от полотна, хмуро, из-под густых бровей смотрел на «Забытого» и неожиданно для самого себя пропел слова из народной песни «Уж как пал туман на сине море».

Ты скажи моей молодой вдове, Что женился я на другой жене: Нас сосватала сабля острая, Положила спать мать сыра земля…

«Почему эти слова не написать на раме? Очень будет кстати», — решил Верещагин и снова, как бы для пущей убедительности, повторил слова из песни, ставшие эпиграфом к «Забытому». За этой картиной последовали и другие. В числе их были «Парламентеры» — картина, показывающая геройство, выдержку и готовность небольшой кучки русских солдат умереть в неравном бою, но не сдаться противнику. Парламентеры предлагают обреченным на смерть солдатам сложить оружие и сдаться на милость победителя. Двое неприятельских всадников остановились на почтительном расстоянии от русских и слышат решительный ответ: «Убирайтесь к черту!..»

Картины того же цикла: «Нападают врасплох», «Окружили — преследуют» — дополняли одна другую и создавали общее цельное представление о войне, о невзгодах и самоотверженности рядовых солдат. В этот период своей работы Верещагин был весь поглощен писанием туркестанских картин, благо тому способствовали условия, созданные покойным художником Горшельтом. Однако, неожиданно для самого себя, в горячую пору работы Верещагин влюбился в немецкую девушку по фамилии Рит, скромную и хрупкую, миловидную, невысокого роста и, казалось бы, совсем не подходящую для него — кряжистого, бородатого крепыша. Она жила в том же доме, где временно проживал Василий Васильевич, была небогатого сословия, но получила образование в одном из мюнхенских