едва ли эта операция была хрестоматийной. Летчиков либо слишком рано подняли с постели, и они все еще были полусонные, либо они боялись подойти слишком близко к зенитным орудиям, окружавшим город, потому что итоговый результат обеспокоил только рыб, безмятежно плавающих под поверхностью Аравийского моря — именно туда попадали все бомбы и ракеты первой волны.

Мы наблюдали за этим débâcle[66] со стороны и находили его удручающим.

— Может быть, будет лучше, — предложил один из нашего отряда, — если мы выйдем в эфир на их частоте и поговорим с летчиками отсюда?

С высоты плато, в двух милях к северу, мы находились в идеальном положении, чтобы действовать в качестве передовых авиационных наводчиков. Начальство дало добро, и в результате во время второго захода «Хантеров» у нас была прямая радиосвязь с летчиками.

Бинго! Это был тот случай, когда выиграли все. Ни одна бомба или ракета из второй партии не прошла мимо целей. Более того, это было только начало. Как только «Хантеры» сделали свой ход, бойцы гейш открыли огонь из своих больших 5,5-дюймовых артиллерийских орудий с позиции к югу от нас, и в течение десяти часов подряд вели непрерывный обстрел города. Думаю, что скорее всего именно это очень разозлило адỳ, и на следующее утро они начали массированный обстрел «Симбы» с использованием минометов и «Катюш» — советских многоствольных ракетных установок.

Позиция в «Симбе» представляла собой квадратный участок земли, граничащий с краем плато, каждая из сторон которого имела размер около двух километров. Там находилась пара больших блиндажей с каменными и песчаными стенами толщиной в двенадцать футов и крышами из гофрированного железа, а вокруг этих опорных пунктов располагались десяток или более мелких пулеметных и минометных позиций. Это место располагалось на расстоянии чуть больше мили от места, где маршрут снабжения повстанцев огибал остроконечный холм, известный нам как «Капстан», с которого открывался превосходный вид на древнюю караванную тропу и на то, что творилось в окрестностях. Именно с «Симбы» нам предстояло выдвигаться вперед, чтобы перерезать маршрут снабжения. Дата этой операции уже была назначена несколько недель назад, а мы все еще готовили для нее почву. Однако с наших позиций мы не могли видеть, где находятся минометные группы адỳ, которые то утро начали нас обстреливать.

Когда начался минометный обстрел, я с тремя другими парнями наносил последние штрихи на стенку из мешков с песком, сооруженную для защиты нового прочного сангара, фактически своего рода мини-бункера. Мы набивали мешки с песком, чтобы еще больше укрепить стены сангара, длина которого составляла около четырех метров, а ширина — два метра, когда рядом разорвались первые мины. Повстанцы применяли обычные осколочно-фугасные боеприпасы, которые почти не издавали звука. Если вам очень повезло, вы слышите низкий свистящий звук за несколько секунд до падения снаряда, и у вас как раз оставалось время, чтобы пригнуться или броситься на землю. Однако если вы находились слишком близко к точке попадания, то приседание или бросок на землю все равно не особо помогало.

Именно это и произошло в тот день с Крисом Хеннесси. Он, «Убийца» Дэнис и связист наполняли мешки с песком, когда среди них упала мина. По счастливой случайности я работал отдельно от них, в двадцати пяти метрах, наполняя еще один мешок песком и сланцем. Я даже не слышал, как разорвался снаряд, причинивший ущерб. Просто в один момент были видны три товарища, а через мгновение все это превратилось в сцену полнейшей бойни.

Минометная мина упала со стороны Криса и разорвалась у его ног, мгновенно его убив. Несмотря на то, что он принял на себя бóльшую часть энергии взрыва, связиста рядом с ним сильно посекло осколками, и он начал кричать так, как будто его легкие вот-вот разорвутся. Дэнис, сбитый с ног, исчез у основания стены из мешков с песком, как раз в тот момент, когда взрывная волна ударила меня и отбросила в сторону. На меня посыпались камни и каменная крошка, выброшенные взрывом, но, к счастью, не осколки. Потрясенный и дезориентированный, я сумел подняться на ноги и, пошатываясь, пройти несколько ярдов к месту, где взорвалась мина. И тут же пожалел, что смог это сделать.

Часть подготовки в САС состоит в том, что новобранцы, прошедшие отбор, отправляются поработать пару дней на скотобойню, где хлюпают ногами в крови и кишках, пока их вид и запах не перестанут действовать на желудок и разум. Запах свежей крови и разбросанных внутренностей гораздо сильнее, чем большинство людей может себе представить, и он не только крайне неприятный, но и очень нервирующий и тревожный. Через некоторое время — точнее, после нескольких таких опытов — вид изуродованных тел в конце концов перестает вызывать опорожнение содержимого желудка. Но запах — это то, к чему никогда, никогда не привыкнешь.

Крис не мог знать, что его поразило, не мог почувствовать взрыв, который так жестоко оборвал его жизнь. Но связист почувствовал и не мог прекратить кричать. Осколки ранили его повсюду, почти пошинковав на куски, и из его ног, тела и лица обильно текла кровь.

Перевалив через стену, я схватил аптечку и попытался одной рукой перевязать наиболее явные раны раненого, а другой нащупать шприц-тюбик с морфием. И тут я увидел Дэниса, которого отбросило назад, и он оказался прижатым к основанию стены. Еще более странным зрелищем было то, что по какому-то причудливому воздействию взрыва он лежал на земле совершенно голый, не считая ботинок и носков. Единственное заметное ранение, похоже, было в том месте, где его задницу изрешетило мелкими осколками мины, напоминавшими скорее картечь. Он немного кровоточил, но раны казались не опасными, — благодаря его почти обнаженному виду, я смог определить это с первого взгляда.

Зрелище было довольно нелепым, и по какой-то причине — возможно, это было сочетание реакции на само событие и чувства облегчения — я начал смеяться. Просто не мог сдержаться.

— Черт возьми, Дэнис, не очень красивое зрелище, — сказал я ему, и этого оказалось достаточно, чтобы он рассмеялся тоже. Наш смех смешался с криками связиста, и вся эта какофония, наверное, напоминала шум, который когда-то можно было услышать только в самом отвратительном викторианском сумасшедшем доме. Тем не менее, смех пошел нам обоим на пользу. В целом, чем сложнее ситуация, тем больше необходимость сохранять чувство юмора. В этом не было никакого неуважения к Крису. Мы знали, что он умер — и позже мы найдем время, чтобы оплакать его. Сейчас для нас было важнее сохранить бодрость духа, а смех