— И правильно сделали, — донеслись голоса. — Так тебе и надо, хмырь болотный!

— С вашего позволения, я продолжу, — заявил Алексей Филиппович. — Так вот, как вы понимаете, оставить все это безнаказанным я не мог. И уступки, на которые я любезно согласился, носили лишь временный характер. С этого дня все будет по-прежнему, и даже немного круче. Впрочем, вы сами во всем виноваты, точнее даже не вы, а Дмитрий и Андрей, которые вынудили меня пойти на столь жесткие меры. Я пытался решить ситуацию по-хорошему — ничего не вышло, теперь я буду действовать по-плохому.

Прежде всего, вернемся к тому, с чего начинали. Нет врачей без направлений, нет направлений без реальной болезни. Доску позора мы вернем и вывесим на нее фотографии тех, кто красовался там ранее. А если появятся новые желающие туда попасть, поверьте, с этим никаких проблем не возникнет. Кроме того, вынужден сообщить вам еще одну печальную новость. Вы ведь наверняка заметили, что сегодня среди вас нет Софьи.

— Что ты с ней сделал? — закричал Степан. — Убью, сволочь!

— Угомонитесь, с ней все в порядке. В данный момент она обживается в доме для престарелых, куда я поместил ее после согласия ближайших родственников. Юридически все оформлено грамотно, все нужные бумаги у меня имеются, так что протестовать бесполезно. А если удумаете еще какой-нибудь сюрпризец мне подкинуть, то знайте, что ответные меры не заставят себя ждать. Ваших вольностей я терпеть совершенно не намерен. А теперь рекомендую всем разойтись по домам и не создавать печальных прецедентов. Мы обслуживаем только больных людей, а для задушевных бесед подберите себе новое место.

Пенсионеры пребывали в шоке. Они не спорили, не шумели, не возмущались… Просто стояли и молчали, не в силах вымолвить ни слова. Казалось бы, все начало налаживаться, а теперь вдруг такое! В это было трудно поверить, а еще сложнее понять. О них вытерли ноги, насмеялись, с новой силой наступили ногой на больную мозоль. Лишь Дмитрий Петрович, Андрей и Степан попытались прорваться к главному врачу и задать тому трепку, но куда было им справиться с огромными бугаями, обступившими Алексея Филипповича со всех сторон. Их легко отшвырнули, а затем схватили за шиворот и, как паршивых котят, выбросили на улицу. Остальные ушли сами. Молча. Опустив головы. Потеряв последнюю надежду на справедливость. Они были раздавлены и хотели лишь одного — забыть этот день, эту поликлинику и все, что с ней связано. Как будто ничего этого и не было. Как будто это был лишь сон. Сон, который был так похож на правду, и даже чуть было не стал ею…

Андрей, Дмитрий Петрович и Степан не пытались остановить людей, как раньше. Им было нечего сказать, нечем утешить. Они знали, что все равно не сдадутся, будут сражаться и дальше и в глубине души надеялись, что люди поддержат их. Но увы. К ним подходили только для того, чтобы попрощаться. Причем прощались навсегда, как будто уезжали в другую страну и знали, что новой встречи уже никогда не будет.

— Счастливо, друзья, — сказал им Кирилл. — Надеюсь, у каждого из нас остаток жизни сложится счастливо, и таких дней, как сегодняшний, больше не будет.

— Ты тоже уходишь? — спросил Андрей.

— Да, мне больше нечего здесь делать.

— Но ты ведь был всегда с нами. Боролся, как мы.

— А сейчас не хочу, хватит позориться. Я не для того до седых волос дожил, чтоб мной как ребенком помыкали. Сегодня — так себя можно вести, а завтра — будьте любезны соблюдать правила. Надоело.

— Что ж, будь здоров. Даст Бог, еще увидимся…

— Я тоже ухожу, — сказал Илья. — Спасибо вам за все. Эта поликлиника была мне даже ближе, чем родной дом. Жаль, что все так закончилось.

— Может, останешься? — спросил Степан. — Мы еще повоюем!

— Ну уж нет. Сергей, Дуня, теперь вот Софья. Этот начальник всех нас изничтожит, я не хочу такой участи.

— Но если мы будем вместе….

— А что вместе? Мы и были вместе все это время. И где теперь Софья, где все остальные? Вон они, уходят, а иные в могилах лежат! Хватит самодеятельности и геройства. Это бесполезно, нас все равно задавят.

— Хорошо, Илья, это твой выбор. Удачи тебе!

— И вам тоже! А вообще, заканчивайте вы это дело. Не доведет оно до добра…

Скоро последние пожилые люди покинули территорию поликлиники. Только лишь тройка храбрецов по-прежнему оставалась стоять на месте. В глубине душе каждый из них был подавлен и опустошен, но делал вид, что сохраняет полное самообладание и знает, что делать. На самом деле, ничего они толком и не знали. Куда идти? Кому жаловаться? С кем говорить? Они не знали, где держат Софью, и уж тем более не представляли, как можно выручить ее из беды. Единственное, что каждый из них знал наверняка — так это то, что в данных обстоятельствах главное не сломаться. Выход непременно найдется, он есть всегда. И пусть пока его не видно, это не значит, что он не существует в принципе.

Прогнувшись, уступив, сдавшись, впоследствии будет очень сложно вновь подняться на ноги. Жестокая и мудрая жизнь научила их стойкости, а одиночество заставило надеяться только на себя. У них было то, чем не владел Алексей Филиппович при всех своих связях и деньгах — дух. Пусть он заметно потрепан и не так крепок, как раньше, но все же пока не сломлен. Жизнь продолжается, а значит, продолжается и борьба. По крайне мере, до тех пор, пока остается хотя бы маленький шанс на успех.

— Мы прорвемся, мужики, — сказал Андрей. — Пока мы вместе, пока все друг за друга.

— Верно, — ответил Степан. — Лично я не оступлюсь, мы должны найти выход.

— Я с вами, — поддержал Дмитрий Петрович. — Мы хоть и не молодые уже, а порох в пороховницах еще имеется…

Обнявшись, они так и стояли втроем еще долгое время. Молча. Чувствуя на спине руку друга, настоящего друга…

Вернувшись домой, Дмитрий Петрович заварил себе крепкого чая. Затем сел на стул и, положив на колени толстого кота Ваську, взглянул в окно. Вспомнилась Катька, или, Екатерина Сергеевна, как все они называли ее раньше. Поначалу ведь боялись, думали, что наведет она шороху в поликлинике. Ан нет! Только эта женщина вступилась за стариков и попыталась сделать хоть что-то. И эти прогулки по вечерам. А ведь Дмитрий Петрович воспринял ее как обузу, досадливую помеху на своем пути. А потом вот ведь как получилось. Привязался к Катьке, как мальчишка, за руку ее держал. Глупо, наверное, выглядело. «Ишь, старики на выгуле, — подумает кто-то, — седина в бороду — бес в ребро». Да и пускай думают. А им с Катькой вдвоем хорошо и спокойно было, как будто всю жизнь друг друга знали. А сейчас ее нет рядом. Уехала. Бросила… Может, как лучше хотела, да только вот лично ему, Дмитрию Петровичу, лучше совсем не стало…

— Вот так, мой Василий, — сказал он, обращаясь к коту. — Одни мы с тобой остались. Ну да ничего. Справимся. Правда, Васька?… Мурлычешь? Нравится тебе на моих коленях лежать? То-то разжирел, я смотрю. Побегал бы, с мячиком поиграл… Не хочешь? Знаю. Избаловал я тебя, дурака. Ну и пусть. Кто ж тебя побалует, как не я? Ах, ты мой хороший…