Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– До этого предлагаю тост за дам! – шустро вклинился Паша, выуживая среди салатниц бутылку сольватированного спирта. – Гусары пьют стоя!
Мужчины встали и дружно выпили, оттопырив локоть. Аркадий, собиратель монет, тоже встал и лихо осушил бокал шипучего лимонада. А Сережа посмотрел на тихую хорошенькую одноклассницу Катю, покраснел и неловко хлебнул из своего стакана.
Гости встали из-за стола, разбрелись по квартире, сытые дети умчались в детскую играть в фанты, старшее поколение осталось на диване вести светскую беседу про концерт Ростроповича в филармонии. Саша с Надей удалились в кухню.
– Во мне все кипит! – сказала Надя, нервно выдергивая сигарету из пачки. – Сволочь какая!
– Это ты про Мурата?
– А про кого же! Достал-таки тебя, не мытьем, так катаньем, и знал же ведь, что у Тани день рождения, гости, родственники… Подставил тебя, только о себе любимом думает… Убила бы гада!
Александра с изумлением уставилась на подругу: пожалуй, она не видела ее в таком гневе.
– А ты тоже хороша, Сашка!
– Не поняла?
– У тебя же все на физиономии было написано, все твои эмоции, я аж сжалась вся…
Надя внезапно замолкла и устремила округлившийся взгляд за Сашино плечо. Саша обернулась. На пороге стоял Вадик.
– Не помешал? – спросил он, переводя взгляд с жены на Надю.
– Нет, что ты, – заполошилась Надя и загасила недокуренную сигарету в пепельнице. – Сашка, так когда горячее будем подавать?
…В гостиной шумно сдвигали мебель, освобождая пространство для танцев. Запустили старую добрую «АББУ». От души попрыгали под хиты 70-х. Александра, исчезнув на несколько минут, вдруг вплыла в гостиную со старым кружевным зонтиком в руках, на голове у нее была «бабушкина» соломенная шляпка с цветами. «Гера! – лукаво поманила она брата; водрузила на него клетчатую кепку с помпончиком, кинула на плечи шарф. – Станцуем, морячок?» Квартет запел «Money, money». Они начали танцевать. Александра изображала скромницу-гимназистку, а Герман – весьма артистично – брутального матроса с трубкой в зубах. Матрос приставал к гимназистке. Гимназистка кокетливо закатывала глаза к небу и жеманно оттопыривала мизинчики, пытаясь увернуться. Матрос наступал. Гимназистка, порхая и кружась, характерным движением потерла пальчики у него перед носом, намекая, что такие девочки не отдаются просто так; матрос плотоядно щелкнул зубами и подхватил гимназистку; они прижались друг к другу щеками и слились в экстазе аргентинского танго… Народ хохотал, даже Маргарита Сергеевна вытерла набежавшую слезу. Дуэт «барышня и хулиган» наградили аплодисментами. Когда магнитофон заиграл «Thank you for the music», Александра, отдышавшись, объявила «белый танец» и вытащила из кресла в углу смущенного Леонида Борисовича, у которого на коленях лежал раскрытый альбом с репродукциями Босха. Таня набрала воздуха в легкие и пригласила Сережу. «Я не умею», – признался он, заливаясь краской. «Я научу», – сказала Танечка. Симочка приглашающе потянула за руку мужа. Промолчавший весь вечер Лева отрицательно помотал головой.
– Левка, ты что, с женой не хочешь танцевать? – засмеялась Саша, продолжая танцевать со свекром.
– Да нет, почему же. – Лева улыбнулся и нехотя встал со стула.
Сима положила обе ладошки ему на плечи: Леве пришлось обнять жену.
Паша пригласил Надю.
– Это дамский танец, – напомнила Надя, отрываясь от беседы с Маргаритой Сергеевной и Брониславой Семеновной.
– Ну и что? – спросил он. – У нас свободная страна, равенство полов.
– Иди-иди потанцуй, Надя, – отечески поощрила Бронислава Семеновна.
Паша подхватил Надю, крепко обнял за талию. Медленно двигаясь под музыку, прижался вспотевшим лицом к ее щеке. Надя слегка отстранилась.
– Ты ведь живешь на пятом этаже? – спросил он, глядя на нее затуманенным взглядом.
Надя кивнула.
– Помнишь, в твой последний день рождения… «Моя любовь на пятом этаже, она, наверно, спит давно уже…» – чуть фальшиво пропел он.
– Так это был ты? – Она распахнула два огромных глаза.
Вспомнила, как в день ее рождения, довольно поздно, когда гости уже разошлись, раздался телефонный звонок. В трубке послышалась возня, затем щелчок, и зазвучала популярная песня группы «Секрет». Когда Надя прослушала мелодию до конца, раздались короткие гудки. Долго гадала, кто мог поздравить ее таким странным образом, но мысль о Паше почему-то не пришла в голову.
– Это был я, – сознался Паша.
– Спасибо, – Надя признательно улыбнулась.
– Почему ты за меня замуж не пошла?
– О, господи, Паша, опять? Столько лет прошло. – По лицу Нади промелькнула страдальческая гримаса. – Пусти, мне надо выйти.
Паша поплелся за ней по коридору.
– Пойдем в спальню, поговорим, – сказал он, прихватив ее за локоть.
– Ты что, спятил? – Надя вырвала руку.
– Да я ничего такого не имел в виду, просто… – Он склонился к ней и интимно прошептал на ухо: – Но тот единственный раз помню как сейчас.
Надя вспыхнула. К сожалению, она тоже помнила. И что было после того единственного раза.
Она вдруг озлилась.
– Может, заодно вспомнишь, как ты с девкой на дачу приехал?
– Когда?
– После того как… как в любви мне объяснился. Вся наша команда собралась у Сашки на даче, и тут являешься ты с этой…
– Прошмандовкой, – подсказал Паша.
– Ты, между прочим, на этой прошмандовке женился.
– Не вспоминай: вырванные годы… Ты ведь мне отказала тогда.
Надя в сердцах шлепнула его по губам:
– Ну что ты врешь-то, все не так было!
Он перехватил ее руку и поцеловал в ладонь.
– Надь, выходи за меня. А то меня опять какая-нибудь прошмандовка подберет, сколько можно уж. – Он ткнулся бородой в Надино плечо и тяжко, прерывисто вздохнул.
«Что ж за идиот такой непутевый!» – подумала Надя, и ей стало его почти жалко.
– Так выйдешь? – повторил он, дыша ей в шею.
– Прекрати ломать комедию, ты, как выпьешь, так замуж меня зовешь.
– Неправда твоя. Последний раз я тебя звал лет пять назад. Тогда еще Валька была.
Надя усмехнулась.
– Ты нынче-то у нас женат или как?
– Или как, – соврал Паша, не отрываясь от Надиного плеча. – Так выйдешь?
– Отстань от меня, обслюнявил всю, – с досадой сказала Надя, отстраняясь от навалившегося Паши. – Пить тебе надо бросать. Вон как тебя развезло.
Павел вдруг выпрямился, сделал стойку и отрицательно помотал головой:
– Не-е-т уж! В трусах по Невскому пойду, а пить не брошу.