фотографии, задрожали, и на снимки упали слезы, размыв наши глянцевые улыбки.

Я взглянула на фото, на котором мы обнимались с Биллом, крепко-крепко, и он прижимал мою голову к своей груди. А подняв глаза, я увидела его перед собой наяву.

— С Кэсси все нормально? — спросил он.

— Не уверена. Наверное, в школе уже обо всем знают…

Нетрудно было представить, что мать Аарона, эта снобка Магда, говорила теперь о нас. Она и так осуждала Кэсси за то, что та не собиралась поступать в Оксфорд или Кембридж.

— Тебе удалось хоть что-нибудь узнать о том банковском счете? — Если бы я поняла, куда ушли наши деньги, то, может, сумела бы их вернуть.

— Нет. Странно, код не совпадает ни с одним банком, по крайней мере в Великобритании. Но я продолжаю поиск.

— Спасибо.

Черт, во что же ввязался Майк?!

Вместе с Биллом в гостиную вплыли запахи колбасок чоризо и мыла.

— Ты зачем это достала? — спросил он, кивнув на фотографии.

— Из-за Марты.

Он нахмурился:

— То есть?

— Карен кое-что сказала. Что она выручила его тогда.

Билл молча смотрел на меня, а я почувствовала укол совести и захотела попросить прощения. Но что же я могла поделать, ведь Майк был моим парнем… И сейчас его снова нужно выручать.

— Пожалуйста, помоги мне вспомнить ту ночь. Надо разложить все по полочкам, — пробормотала я.

Глава двадцать первая

— Ты никак не могла его найти, — сказал Билл, стоя у плиты и перемешивая соус для пасты. — С начала бала прошло два часа, и ты искала его. Я помню тебя расстроенной.

— И очень пьяной.

На балу я прекрасно себя чувствовала, гуляя, болтая о том о сем с разными людьми и выпивая, до того момента, как поняла, что ни Карен, ни Майка нигде нет. Раньше я подмечала, что Карен пьет гораздо больше меня — она опрокинула несколько стопок с игроками команды по регби, — и блеск ее глаз тревожил. Было около трех часов ночи, и вдруг безудержное искреннее веселье померкло. Я вдруг увидела лужицы разлитого пива на полу, грязные отпечатки подошв, пятна от кетчупа и вина на рубашках и бальных платьях, уставшие, сонные глаза выпускников.

— Не знаю, куда ушел тогда Майк. Может, как раз уединился с Карен, — предположила я.

— Нет, я видел Карен, возразил Билл. — Она была очень грустная и плакала.

По его тону я поняла, что он что-то скрывает. Значит, она не врала. Майк провел с ней не всю ночь.

— А Марту ты видел?

— Конечно. Помнишь, какая она была красивая?

Да, я помнила. Юная девушка в белом шелковом платье с блестящими длинными волосами. Мы уже знали, что она рассталась с парнем, но тем не менее она сияла ярче, чем когда-либо, и не выглядела подавленной. Это заметили абсолютно все наши мальчики.

— Майк говорил, что предложил ей выпить в саду Феллоуз, а потом оставил там одну.

Те же слова Майк прошептал мне на ухо несколько часов спустя: «Я оставил ее там, Эли. Честное слово. Но если кто-то меня с ней видел — дело дрянь. Это станет началом конца». Конечно, я ему поверила. Он не был идеальным кавалером, и меня не удивила бы его неверность, но вот причинить кому-то вред он был неспособен.

— Ты мне сказал тогда… — начала я, и мое лицо неожиданно вспыхнуло.

Я заставила себя взглянуть на Билла, но он, отвернувшись, продолжал мешать соус. Я смотрела, как двигаются его плечи. Он все еще строен, а остальные «мальчики» обросли жирком и оплыли, как обычно и случается в зрелом возрасте.

Внезапно мне захотелось прижаться к нему. И тут мой взгляд упал на стойку с ножами, в которой одного не хватало, — он лежал где-то в полиции, измазанный кровью Майка.

— Это было давно, Эли. Я понимаю, что у тебя имелись причины.

— Я пыталась ему помочь.

— Я знаю.

И снова повисло молчание. Но что, если я ошиблась? Что, если Карен — не первая женщина, на которую напал Майк? Нет, поверить в такое невозможно. Муж, дети и дом — это все, что есть у меня в жизни. И я должна сражаться. Хотя бы до тех пор, пока кто-то не приведет неопровержимые доказательства его вины.

— Ты что-то еще помнишь о той ночи? — спросила я.

Билл ответил не сразу, и я, как мне показалось, догадывалась, о чем именно он вспоминает. О нас двоих, о тех словах, которые так и не были произнесены тогда, перед рассветом. На мгновение мне показалось, что сейчас он снова заговорит об этом. Но он ответил:

— Ничего полезного. Давай-ка поедим. И дети голодны.

На следующее утро в полицейском участке Адам Дивайн осторожно перебирал фотографии. Создавалось впечатление, что он предпочел бы делать это в перчатках.

— Не уверен, что понимаю вас, миссис Моррис.

— Хочу продемонстрировать вам, какая на самом деле Карен. Она очень много с кем встречалась, и даже с женатыми. Я понимаю, что это не решающий фактор, но все же характеризует ее определенным образом. Она лгала. И лжет сейчас. Она лгала мне все годы нашей дружбы.

Так же, как и Майк.

— Миссис Моррис, эта информация больше необходима для адвоката Майка. Ведь не мы решили передать дело в суд, а Королевская прокурорская служба. И на то имелись основания.

— Но если бы они знали, что у Карен с Майком много лет был роман, разве это никак не повлияло бы на процесс? — Я видела в его взгляде осуждение. — Я понимаю, что вы обо мне думаете. Да, она моя подруга. Но он-то — мой муж, и я не верю, что Майк способен на преступление! Я не могу сидеть сложа руки и позволить упрятать его в тюрьму! Ведь у нас дети…

Дети, которые останутся без школы и без дома, если все это не закончится как можно скорее.

— Могли бы они снять обвинение? Если узнают, что она врет. Такое практикуется?

— Практикуется. Ну хорошо, напишите заявление о фотографиях, и мы примем его в расчет.

Он аккуратно сложил снимки, а я чувствовала себя так, будто отдала ему молодость — свою, Карен и Майка. Тех нас, с которыми еще ничего не случилось.

КЭССИ

Едва войдя в школьные ворота, она сразу почувствовала устремленные на нее взгляды. Пока на тебя не обращают внимания в школе, ты — никто. Тебя словно не существует. Никто не замечает твоих новых туфель, окрашенных прядей волос, того, что ты сбросила пять килограммов, сидя на диете и выбрасывая