Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, это никак не сужает границу поиска! — ехидно заметил Лахлан.
Джиллеонан ухмыльнулся.
— Конечно. Просто твое имя первым пришло на ум. Герцог поэтому и не искал других подозреваемых. Но мы в этой истории разберемся, не тревожься.
— Я ничуть не сомневаюсь, — согласился Лахлан, несколько покривив душой. Джиллеонан кивнул:
— Я велел Ранальду обшарить все окрестности и побывать во всех ближайших деревнях, поискать места, где могли бы спрятать лошадей. Я думаю, пусть он пока этим и занимается. Если учесть, в какое время была совершена кража — ведь вскоре все уже начали вставать и отправляться на работу, — то скорее всего лошадей далеко отсюда не увели, иначе вора или воров заметили бы.
— Верно. Вот почему я предлагаю, чтобы в следующие несколько дней вы выходили рано поутру на ближайшие дороги, — сказал Лахлан. — Очень вероятно, что те, кого вы встретите, ходят там каждый день. Их можно будет расспросить, не видели ли они чего-нибудь.
— Хорошая мысль. В этом я Ранальду помогу, потому что тут речь идет всего о паре часов. Если выйти позже, все уже будут на работе. И у меня останется целый день на то, чтобы следить за Биллом Эйблзом.
— Лошадей отыскать будет легче, чем найти вора, но если нам посчастливится, мы можем застать его при них. Лошади сами по себе еще ничего не докажут, но по крайней мере у нас будет больше сведений и мы узнаем место, куда обязательно вернутся воры. Еще есть вероятность, что конюх, если он с ними связан, наведет нас на них.
— Да, я буду за этим следить, не сомневайся, — уверил его Джиллеонан.
— Прекрасно. Я и сам к нему заявлюсь, как только буду в состоянии на него нажать. Сейчас я, наверное, не вызову ничего, кроме презрения — с моей-то физиономией. Ею хорошо пугать горничных в темных коридорах, больше она ни на что не годится.
— По правде говоря… — Джиллеонан собирался сказать что-то ободряющее, но в конце концов признался:
— Угу, пока лучше не стало.
Лахлан рассмеялся:
— Мои глаза и зеркало говорят то же самое. И испуганный вид горничной, которая принесла мне сегодня утром завтрак.
Джиллеонан поморщился.
— Я и не подумал — а ведь тебе придется на время отложить свое ухаживание.
— Да уж, — согласился Лахлан.
Но на самом деле он всерьез ни за кем и не ухаживал — просто потому, что не мог выбросить из головы Кимберли и решить, которую из юных леди, находящихся в Шерринг-Кроссе, ему следует выбрать. По правде говоря, ему хотелось ухаживать только за Кимберли.
Он знал, что это безнадежно — она дала ему ясно понять. Но это было до того, как она пришла ночью к нему в комнату и так нежно за ним ухаживала. А потом утром за него вступилась. Конечно, она разговаривала с ним холодно и резко, но ему стало казаться, что это всего лишь поза. Она все время старалась вести себя, как того требуют правила приличия, но у нее это часто не получалось.
Лахлан улыбнулся. Ему страшно нравилось, когда у Кимберли это не получалось, а когда получалось — ему было смешно. Ей очень нелегко бывает сдерживать свой норов, очень нелегко.
Кимберли отказалась помочь ему оправдаться самым простым способом, но он и не думал, что она зайдет так далеко. Однако под конец она все-таки предложила ему помощь. Так что, может быть, она изменила свое отношение к нему? Ему надо точно это выяснить. Он не отказался бы жениться на Кимберли Ричарде.
Кого он обманывает? Ему с каждым днем становится все более ясно, что он хочет на ней жениться.
Билл Эйблз оказался долговязым молодым человеком с курчавыми черными волосами и большими подслеповатыми голубыми глазами, придававшими ему немного потерянный вид. С первого взгляда его хотелось пожалеть — даже не зная, почему. Но это чувство исчезало, как только проявлялась его самоуверенность.
Увидев его в первый раз, Кимберли посчитала его таким разнесчастным, что даже засомневалась, следует ли к нему подходить. Пришлось напомнить себе, что человек этот солгал: она точно знала, что Лахлана на конюшне не было, а конюх клялся, что был.
Кимберли уже два дня чувствовала, что в рассказе о происшедшем, который Билл упорно повторял, было что-то не то, и это не давало ей покоя. Но она не хотела ни с кем делиться и также не могла напрямую обвинить конюха во лжи, не объяснив, откуда ей известно, что он лжет. Молчание давалось ей тяжело, а то, что она пока бездействовала, ужасно ее раздражало.
Прошло уже три дня из той жалкой недели, которую дали Лахлану, чтобы доказать свою невиновность, а ничего нового, насколько она могла судить, выяснить не удалось. Кимберли решила сама поговорить с конюхом. Если ей удастся хоть что-то выяснить — любую мелочь, которая укажет на то, что он действительно лжет, — этим надо воспользоваться. Попробовать стоило.
Понимала она и то, что для обмана могла быть только одна причина: сам конюх каким-то образом замешан в пропаже. А это заставило ее усомниться, действительно ли его ударили по голове или это просто уловка.
Кто-нибудь проверял его голову? Видел явное доказательство его слов? Или в суматохе об этом никто не подумал? Она была твердо намерена это выяснить.
Конечно, существовала слабая вероятность, что Билл Эйблз был просто сбит с толку, что он искренне считает, будто действительно слышал Лахлана. Но это — серьезное обвинение, которое надо было основательно проверить.
Ей пришлось спрашивать каждого встречного конюха, не Эйблз ли он, так как она не знала его в лицо. В конце концов она добралась до него: он сидел на охапке сена и уплетал огромный пирог с мясом. Вид у него действительно был несчастный благодаря большим и печальным глазам. Но внешность была обманчива, что Кимберли очень скоро выяснила.
— Билл Эйблз?
Он мгновенно вскочил на ноги и сдернул с головы шапку — слишком быстро для человека, который недавно получил столь серьезный удар. Резкое движение наверняка должно было причинить ему боль, но он даже не поморщился.
— Это буду я, мэм, — сказал он.
— Пожалуйста, не вставайте, — произнесла Кимберли с улыбкой. — Я слышала, какая неприятность с вами произошла, и пришла посмотреть, как вы поживаете после столь серьезного потрясения.
— Чево-чево, мэм?
— Вашего столкновения с ворами, укравшими лошадей. Позвольте сказать, что вы вели себя очень храбро.
— Пустяки, — ответил он, розовея от удовольствия. — Это моя работа.
— Да, наверное. Доктор сказал, у вас ничего серьезного?
— Мне врач не понадобился. Случалось получать удары и похуже этого.
— Но ведь вам должны были пригласить врача? Кимберли надо было выяснить его имя, чтобы переговорить и с ним тоже.
— Из-за небольшой шишки? — презрительно вымолвил конюх. — Я сказал, что не нужно.